Ксения танцевала по-настоящему хорошо, с той пластикой, которой может наделить только природа; научиться этому невозможно. Легко и грациозно она двигалась вокруг шеста, периодически сбрасывая с себя лоскуты одежды в ревущую от восторга толпу. Пожалуй, только я вел себя спокойно, со скромным достоинством пережевывая салат и стараясь не привлекать лишнего внимания к своей персоне. Уж не знаю, как случилось, что наши взгляды пересеклись. Серые глаза танцовщицы расширились в немом изумлении, она на мгновение замерла, а затем, усмехнувшись, соскользнула с подиума и направилась прямиком ко мне, продолжая при этом выделывать затейливые па и умудряясь попадать в такт мелодии. Приблизившись, она опустила руку на мое плечо и принялась проделывать со мной то, что стриптизерши обычно проделывают с шестом. Прикосновения ее горячего тела и ласковых рук настолько парализовали мой бедный разум, что я продолжал стоять, глядя остекленевшими глазами на сгрудившихся вокруг людей, периодически сглатывая слюну.
А зря, кстати. Потому что лучи прожекторов, следя за Ксенией, теперь отчетливо высвечивали и мое растерянное лицо. Думаю, нет ничего удивительного в том, что вскоре раздался чей-то истошный вопль: «Держи его, пацаны! Это ж Айболит, мать вашу!!». Впрочем, справедливости ради должен признать, что сразу догадался, кто был автором вопля. Стриж, разумеется. Он вскочил на подиум, словно звезда мужского стриптиза, и, тыча в меня пальцем, принялся реветь, как голодный медведь, не вовремя поднятый из берлоги: «Вмажьте ему по башке, пока не смылся! Вмажьте, говорю, а то уйдет!!».
Последние слова он провыл уже в бессильной ярости, потому что я действительно ушел. «Вечеринка все равно безнадежно испорчена глупой выходкой Стрижа, — рассудил я, — а дожидаться, пока пальчики Ксюши на моих плечах сменятся грубыми лапами дружков Стрижа на моем лице, не было ни малейшего желания». Рванувшись в сторону, я швырнул тарелку в физиономию растопырившему руки обормоту, мечтавшему, видимо, претворить в жизнь лозунги Стрижа, и помчался прочь по дорожке, ведущей к воротам. Жаль, мелькнуло в голове, что так и не удалось выяснить, по какому поводу собиралась эта милая публика. Гравий под ногами с хрустом разлетался, пугая уснувших птиц и заставляя их суетливо хлопать крыльями на ветках деревьев.
Толпа за спиной опомнилась, загомонила и кинулась в погоню, топоча десятками крепких ног, возбужденно крича на разные голоса и грозя причинить немалый ущерб моему чахлому организму, если я немедленно не остановлюсь и не сдамся на милость победителей. Но как раз этого я делать и не собирался. С разбегу всадив кулак в лицо удивленного неожиданным шумом привратника, я с удовольствием прослушал краткий набор стонов в его неподражаемом исполнении, шмыгнул на улицу и полетел во всю прыть, понимая, что спасти меня от преследования может лишь ночная тьма или чудо. С тьмой, и это я заметил сразу, было напряженно. Япония — не Россия, фонари здесь колотить некому, поэтому улица была прямо-таки залита их предательским светом. Разом покрывшись липким потом, я увеличил скорость, чувствуя, как воздух хрипит в прокуренных бронхах и надеясь отныне только на чудо.
Чудо, к счастью, не заставило себя долго ждать. Метров через семьсот, когда я уже начал потихоньку сдавать, а преследователи принялись посылать мне в спину не только проклятия, но и пули, глухо ударявшие об асфальт, рядом со мной притормозил, не останавливаясь полностью, серый «ниссан-скайлайн», и кто-то крикнул: «Прыгай!». Я не стал вдаваться в подробности и выяснять, по каким причинам владелец серого автомобиля решил прийти мне на выручку. Вместо этого я молча рухнул в машину, тяжело дыша и обливаясь потом. «Скайлайн» мощно взревел, набирая скорость и унося меня все дальше от банды явно разочарованных головорезов.
Отдышавшись, я приподнялся и, уцепившись обеими руками за спинку переднего сиденья, принял вертикальное положение.
— Ты убил Киная? — Вопрос, прозвучавший в полумраке салона, заставил меня вздрогнуть.
Вчерашний толстяк, только теперь уже не багровокрасный, а зеленовато-синий в отсвете проносящихся за окном огней, требовательно уставился на меня, ожидая ответа.
— Нет, — буркнул я, посылая в душе ко всем чертям толстяка, Киная, Стрижа, а заодно и самого себя, вздумавшего шататься по ночному городу, вместо того чтобы крепко спать в своем номере.
— Почему? — никак не унимался настырный толстяк.
— Потому что! — отрезал я, доведенный до белого каления его глупыми расспросами.
— Ясно, — крякнул он и, повернувшись к водителю, что-то ему скомандовал. Машина резко свернула, с трудом вписавшись в поворот, и помчалась вдоль улицы, сплошь застроенной коробками многоэтажных домов, — Возвращаться в отель теперь тебе не резон, — хмуро заявил толстяк, снова переваливая свою тушу с переднего сиденья ко мне. — Черт, все-таки ты лажанулся! Говорил я Зиме…
— Кончай базар. — в тон ему ответил я. — Давай конкретно.
— Конкретно… — зло передразнил он, косясь на меня. — Пока скроешься на одной хате, специально для таких случаев ее держим. Там отсидишься пару дней, пока все не утихнет. Ну а затем либо ты хлопнешь Киная, либо я пристрелю тебя, понял? Других вариантов у тебя нет, как не будет и третьей попытки. Уяснил, стрелок недоделанный?
— Угу, — обиженно отозвался я с заднего сиденья, отметив про себя, что у толстяка крайне неприятная манера вести беседу. Только и знает, что сыплет угрозами, вместо того чтобы приободрить меня, поддержать в трудную минуту!
Впрочем, мне уже было все равно. Потому что я принял твердое решение немедленно покинуть Киото и не видел причин, по которым не стал бы этого сделать. Документы, деньги и обратный билет на самолет были у меня с собой, а вещами я решил пожертвовать в пользу отеля. «Черте ними, стряпками», — думал я, ерзая на мягком сиденье. Пришла пора уносить ноги, и чем быстрее я это сделаю, тем лучше. Благо, и мой «хвост» куда-то испарился, потеряв меня на одном из сегодняшних виражей.
«Скайлайн» между тем плавно затормозил и аккуратно припарковался возле одной из многоэтажек.
— Пошли. — скомандовал толстяк, все еще продолжая буровить меня злым взглядом.
В холодном молчании мы поднялись в лифте на пятый этаж и вышли в коридор. Толстяк извлек из кармана мятого плаща ключ и, подойдя к одной из дверей, тянущихся вдоль коридора, вставил его в замок.
— Входи давай! — буркнул он, распахивая дверь. — Да пошевеливайся!
Пожав плечами, я ступил за порог.
Глава 5
КТО УБЬЕТ ЗИМУ?
В квартире было темно как в преисподней. Сделав пару шагов вперед, я уткнулся во что-то мягкое и пожаловался толстяку:
— Тут черт ногу сломит!
— А свет включить не пробовал? — раздраженно ответил он, входя следом за мной и щелкая выключателем. Лампа под потолком зажглась со странным звуком, похожим на глухой хлопок.
— Да тут проводка неисправна, — сказал я, поворачиваясь к толстяку.
Но его уже мало интересовали проблемы с проводкой. Как, впрочем, и другие житейские заботы. На плаще толстяка, аккурат напротив сердца, красовалась небольшая черная отметина, которую он изо всех сил зажимал скрюченными пальцами. Но зажимал, видимо, плохо, потому что под рукой медленно, словно нехотя, расползалось темное пятно крови. Толстяк зашевелил побелевшими губами и грузно опустился на пол, нелепо подбирая под себя короткие ноги.
