— Не понял, — пробормотал я, невольно делая шаг к нему.
— И не надо, — посоветовал мне кто-то в самое ухо.
Одновременно с этим я ощутил в ухе нечто совершенно инородное. Холодный ствол пистолета оцарапал ушную раковину и отбил у меня всякую охоту к дальнейшим перемещениям.
— Не надо, так не надо, — послушно согласился я, косясь в сторону вооруженного пистолетом оракула.
Так вот, оказывается, на что я наткнулся в темноте. Точнее, не на что, а на кого. И он был не единственным здесь, кто целился в меня. Просто полна горница вооруженных людей. Их было человек восемь; среди них я без всякого восторга признал Стрижа. Земляк успел разжиться где-то здоровенным фингалом, переливающимся, словно весенняя радуга, и выглядел крайне мрачно. Мне он обрадовался, но как-то… по-людоедски, что ли. Наверное, такие же лица были у каннибалов, узревших на родном берегу старину Кука с командой. Еще несколько человек, которых я уже явно встречал на сегодняшней вечеринке, пялились на меня; при этом я отчетливо заметил в их взглядах нечто, жутко роднившее их со Стрижом. Отсутствие любви к моей персоне — вот что их роднило.
Небритый детина, затянутый в кожу, щетина на щеках которого могла с успехом соперничать с ежиком на голове, шагнул к толстяку, поднял пистолет с прикрученным к нему глушителем и выстрелил в голову человеку, спасшему меня от верной смерти каких-нибудь полчаса тому назад. Голова толстяка дернулась и снова безвольно упала на грудь. Собравшиеся отнеслись к контрольному выстрелу, как к чему-то само собой разумеющемуся. Для них, похоже, вопрос, добивать или не добивать уже давно перестал быть актуальным. Не знаю, как вы, а я не очень люблю, когда при мне вот так хладнокровно убивают людей. Даже если эти люди не очень-то нравились мне при жизни.
— Э-э-э, — сказал я, собираясь донести свое мнение на этот счет до окружающих.
— Заткнись, — вновь дал о себе знать оракул, ковыряющий пистолетом в моем ухе.
— Ясно, — ответил я, сообразив, что мое мнение, похоже, не очень интересует этих милых людей.
Гораздо больше их интересовало другое. А именно: смогу ли я устоять на ногах, если мне со всего размаху въехать кулаком в печень. Я не устоял. Упав на колени и чувствуя, как к горлу подкатывает горький ком тошноты, я сипло закашлялся. Чьи-то ловкие руки забегали по моему телу, извлекая из карманов все, что им попадалось.
— Да, Кинай, это он, — произнес кто-то над моей головой, после того, как на свет божий появился злополучный конверт, прихваченный мною в банковской ячейки и так до сих пор не распечатанный. — Смотри сам.
Проглотив липкую слюну, я поднял глаза, решив тоже проявить интерес к содержимому загадочного конверта. В нем оказались две фотографии, чей-то паспорт и билет на самолет. «Приблизительно такой же лежал сейчас у меня в кармане», — невольно вздохнул я, начиная догадываться, что воспользоваться им мне уже вряд ли придется. Да и лежал он, если быть точным, теперь не в моем кармане, а на журнальном столике у окна, вместе с документами, деньгами, сигаретами и прочей мелочью, которую я имею привычку таскать в своих карманах. Вполоборота к столику, удобно устроившись в глубоком кресле, сидел человек. Происходящее в комнате его волновало мало; казалось, ему гораздо любопытнее было наблюдать фейерверк неоновых реклам, мерцающих за окном и разноцветными бликами падающих на его худое лицо. На вид ему было лет пятьдесят. Сухой, высокий, он был одет с той дорогой неброскостью, которая доступна лишь очень состоятельным людям. Рук его я не видел, но готов был поклясться, что упади на них свет от лампы, синева татуировок проступила бы со всей отчетливостью, ясно говоря, сколько лет и по каким причинам их владелец провел в неволе. Впрочем, мне и не требовалось смотреть на его наколки, чтобы определить это. Достаточно было взглянуть на лицо. Жизнь собрала кожу на нем в глубокие, словно вырезанные острым резцом, морщины, украсила длинным белым шрамом, тянущимся от уха к горлу, а глаза серые приобрели тяжелый свинцовый оттенок северного моря.
Человек в кресле вскользь взглянул на содержимое конверта, затем на меня, и перевел взгляд на своих подручных, произнеся:
— Ну?!
Сказано это было негромко, но веско. Но лично мне его пламенная речь не понравилась. Терпеть не могу людей, выражающих свои мысли такими вот односложными фразами. Поди разбери, что именно он хотел сказать этим своим «ну». Может, интересовался у подчиненных, почему они до сих пор не утащили отсюда труп толстяка, пачкающий кровью белый палас. А может, выражал свое негодование тем, что я еще не присоединился к мертвецу и не принялся наперегонки с ним перекрашивать злополучный палас в красный цвет. На всякий случай я сжался в комок, ожидая, как минимум, нового удара.
— А что, Кинай. — забормотал щетинистый детина, переминаясь с ноги на ногу и поскрипывая кожаными штанами. — Вот ксива, билет для этого урода прямиком до Москвы, фотки твои… Ну чего еще надо, в натуре? Он и есть стрелок, гадом буду, — убежденно заявил детина, пялясь на меня, — И Стриж вон о том же толкует. Так, Стриж?
— К-хм, — откашлялся Стриж, потирая подбитый глаз и морщась при этом. — Ну типа да.
— Типа да?! — сказал, как выстрелил, человек в кресле. Детина замер, перестав издавать противный скрип, и в комнате установилась напряженная тишина. — Вы видели, чья физиономия нарисована в паспорте? Хотите сказать, его?! — Костлявый палец говорившего ткнул в мою сторону.
Молодой смуглый парнишка с быстрым взглядом опасного драчуна и толстым золотым браслетом на руке вразвалочку подошел к столу, небрежно пролистал паспорт, зыркнул на меня и скривил губы в усмешке:
— Да, пацаны, похоже, прокололись мы. Если это, — он указал на разбросанное по поверхности стола содержимое конверта, — готовили для стрелка, то почему тогда впечатали не его рожу, а непонятно чью? Кто это, а? — Он подошел ко мне, держа паспорт в вытянутой руке. —Давай, браток, выкладывай, не стесняйся. Ты его знаешь?
— Не то чтобы очень, — пробормотал я, разглядывая фотографию в паспорте и ломая голову, каким образом там оказалось лицо гражданина, арестованного при попытке вылететь вместе со мной в Токио рейсом 773.
— Конкретней давай, да? — попросил парнишка с браслетом на запястье, недобро щурясь и чуть заметно шевеля расслабленными пальцами. Чтобы превратить их в кулак, требовались доли секунды, а потому я не стал медлить с ответом.
— Видел его в аэропорту, когда регистрировался на самолет.
— И что с ним случилось дальше? — подключился к допросу небритый тип в коже, явно выслуживаясь перед Кинаем. — Говори, сука!
— Его арестовали, — ответил я, глядя в одну точку и пытаясь угадать, кто из них ударит меня первым.
В том, что бить будут, и притом больно, я уже почему-то не сомневался. Выручил меня, как ни странно, Стриж.
— Эй, а я вам о чем твердил все это время?! — громко напомнил он о своем существовании. — Говорил ведь, что все сделал, как надо; что своими глазами видел, как киллера менты повязали и уволокли! Говорил или нет?!! — неожиданно рявкнул он, наливаясь кровью, — А вы, братва лихая, что сотворили? Глаз мне чуть не выбили, да?! За все мои старания? Ну спасибо, в натуре! — Обиженный Стриж грозно запыхтел, озираясь вокруг.
