— Ничего, с этим наездником мы тоже как-нибудь справимся, — пробормотал я, прислушиваясь к шуму на улице.
Возле дома, скрипя тормозами, останавливались машины. Звуки хлопающих дверей и громких мужских голосов смяли ночную тишину, как ненужную оберточную бумагу, и небрежно кинули ее в корзину наступающего утра.
— Вот и люди Палыча пожаловали, — сказал Стриж, косясь на входную дверь.
Та отлетела в сторону, поддетая чьим-то крепким плечом, и на пороге нарисовалась жизнерадостная физиономия могучего мордоворота.
— А вы, пацаны, кто такие есть? — вместо приветствия поинтересовался он, быстро обшаривая нас бусинами маленьких черных глаз. — Братва, вы приглядите за этими типами, — обернулся он к группе ввалившихся вслед за ним крепышей, — а я пока Палыча поищу.
Стриж, который был явно знаком с вновь прибывшими, пискнул что-то, порываясь, видимо, напомнить, кто он такой, но потом передумал и умолк, зло играя желваками.
— Да это Кинай прислал мне помощников, — сообщил Палыч, появляясь на лестнице. — Не поверишь, Серега: в хате шуруют «мясники» Зимы, Кащею новую пасть в горле проковыряли, а им — хоть бы хны! Устроили между собой какую-то разборку, сцепились, словно бурундуки за корку хлеба… Если б не Мацуи, хана бы нам пришла, точно, — завершил он свое повествование, спускаясь по ступенькам, — Серега, оставь в доме пару парней, сейчас сюда полиция приедет, пусть объяснят им, что к чему. Мол, вломились неизвестные, а кто, зачем — мы без понятия. Ясно?
— Ага, — кивнул Серега, вслушиваясь в приближающийся вой сирен полицейских машин, стекающихся в квартал со всех сторон, — Так, может, этих двоих и оставить? — кивнул он в нашу сторону. — Сам же говоришь, толку от них ноль.
— Что ты, что ты, — заволновался Палыч, путаясь в рукавах пальто. — Я ж тебе толкую, они любой верняк испохабят так, что сам рад не будешь. Нет уж, лучше оставь нормальных пацанов, кто по-японски соображает, а эту бестолочь грузите в машину. И пошевеливайтесь, пошевеливайтесь! — раздраженно добавил он, явно не горя желанием знакомиться с местной полицией.
Понурясь, мы со Стрижом двинулись к выходу, с позором исключенные из списка «нормальных пацанов». В душе, конечно, мы оба были не согласны с таким решением, но вслух свои мысли высказывать не стали. Стриж — потому что обиделся на весь окружающий мир, а я — потому что иной раз лучше не умничать и казаться дураком, чем, горячась, доказывать обратное. «Время все расставит по своим местам», — решил я, устраиваясь на заднем сиденье микроавтобуса и плотнее запахивая куртку. Ночная сырость втекала через широко распахнутую дверь в салон автомобиля, заставляя ежиться и дуть на озябшие пальцы.
— Все на месте? — полуобернувшись, спросил водитель, — Тогда поехали, и так уже задержались здесь.
Машины, пыхтя сизым выхлопом, потянулись к выезду со двора, тут же исчезая в переулках и ныряя за повороты. Откинувшись назад, я прикрыл глаза и задремал. Зарождающийся день обещал стать нелегким, и, казалось, пережить его можно лишь отдохнув. Хотя бы самую малость.
Глава 9
ВТОРОЙ ОТ ВХОДА СТОЛИК
Где-то поблизости гудел шмель. Огромный и басовитый, он кружился над моей головой, норовя залезть в ухо и раздражая до жути. «Господи, — сквозь сон подумал я, засовывая голову под подушку и натягивая сверху тонкое одеяло, — откуда здесь могло взяться насекомое, тем более что на дворе стоит настоящая зима?» Но шмель, вопреки всем существующим законам природы, продолжал свой монотонный монолог, доставая меня даже под подушкой. А он ведь и тяпнуть может! Судя по звуку, размеры шмеля были ужасающими, и в его способности прокусить одеяло я даже не сомневался. Вспомнив, что по новоприобретенной профессии работаю теперь киллером, я осторожно высунул наружу руку и, нащупав возле кровати ботинок, швырнул его в сторону предполагаемого противника. Шмель моментально умолк. Попал, с удовлетворением понял я, переворачиваясь на другой бок и быстро проваливаясь обратно в пучину сна. Впрочем, достигнуть дна этой пучины мне было не дано. Потому что оклемавшийся шмель сорвал с меня одеяло и голосом трезвого, а значит, очень злого Стрижа, поинтересовался:
— Это как же понимать, Айболит?! Совсем обнаглел, в натуре! Ты в кого башмаками кидаешь, сам-то хоть понял?!
— А, это ты, — вяло отозвался я, щурясь сквозь ресницы и сожалея в душе, что не удалось прибить к чертовой матери Стрижа этим злополучным ботинком. Не даст ведь теперь поспать, хоть тресни, — Тут где-то шмель летает, в него и целился.
— Какой еще шмель, ты чего гонишь? — возмутился он. — Мухи белые на улице летают, это есть, а шмели… Нет, ну ты, Айболит, ври, конечно, но не завирайся. Где ж это видано, чтобы в марте на Хоккайдо…
— Послушай, ботаник, — не выдержав, простонал я, полностью открывая один глаз. — Ты чего ко мне прицепился с самого утра, а? Похмелиться надо? Так это к Палычу, не ко мне. Давай, давай, иди, ему мозоль на мозге натирай, а меня, пожалуйста, оставь в покое.
Произнеся эту фразу, я снова закрыл глаз и попытался забиться в узкую щель между кроватью и стеной, норовя укрыться хотя бы там от опостылевшего напарника.
— Во-первых, не ботаник, а зоолог. — наклоняясь ко мне и опасаясь, наверное, что я его не услышу, заявил принципиальный Стриж, насмерть сразив меня своими познаниями в области флоры и фауны. — Зоологи животными занимаются, темнота. А ботаники — им только цветочки подавай. Разницу улавливаешь?
— Улавливаю, — сквозь зубы процедил я, оставляя свои попытки укрыться в прикроватной расщелине и раскрывая уже оба глаза. — От меня-то ты чего хочешь, Пржевальский?
— А во-вторых, — никак не реагируя на мой выпад, продолжил он, — давай просыпайся. На улице день давно наступил, а ты все дрыхнешь, как сурок.
— Вот она, черная зависть в чистом виде, — вздохнул я, выползая из-под одеяла и с удивлением озираясь вокруг, — Слушай, Паганель, а как я сюда попал?
— Пага… кто?! — переспросил Стриж, — Ты, братуха, того… поаккуратней с выражениями. А то обзываешь, почем зря, не думая о последствиях. А они могут быть очень…
— Короче, — попросил я.
— Короче…— передразнил он. — Вырубился ты в машине так, что и добудиться не могли. Даже Палыч приходил, ногами топал и матерился. Вот, говорит, послал бог урода на мою голову. То есть на Палыча голову… — счел нужным уточнить Стриж, кривя в ехидной усмешке губы.
— Да уж понятно, что не на твою, — буркнул я. — И вообще, такие подробности меня не интересуют. Детали вроде Палыча тоже можешь опустить.
— В том-то и дело, что тащить тебя все-таки мне пришлось, — все еще усмехаясь, сообщил Стриж. — Но спасибо от тебя, браток, вижу, ждать не приходится.
— Спасибо, — выдавил я, отыскивая взглядом ботинок, чуть не ставший орудием убийства Стрижа. — Обязан по гроб жизни.
— Ну-ну. — Он кинул мне на кровать сигаретную пачку и зажигалку. — Кури.
— Вот это дело, — обрадовался я, глубоко затягиваясь. Сонный дурман в голове заметно поредел. — Черт, куда же этот ботинок запропастился?
