Как и зеркало красотки, духи или косметика позволяют Дьяволу внедриться в тело, одержимое плотскими желаниями, — что представляет собой тело любой женщины. Умышленное использование духов открывает, таким образом, двери ада. В городе Монсе, в испанских Нидерландах, францисканец Филипп Боскье публикует в 1589 году трагедию в стихах под названием «Обличение светских уловок», в которой грозный Бог и Христос-мститель гневно изобличают грехи плохих верующих. «В моих руках чума, война и глад, / Я их нашлю на тех, кто виноват!» — восклицает Христос. Особенно много здесь говорится о нравах нарумяненных, разодетых по последней моде и надушенных девиц, чья цель — вводить бедных парней в плотский грех:
А чтобы ты дружка себе заполучила,
Придется нанести румяна и белила.
Ты охладеешь враз к бесхитростным цветам,
Которыми тебя вознаградил Я сам.
Ты помандер возьмешь, свою одежду самым
Приятным для ноздрей ты умастишь бальзамом.
Но Мне противен сей дурманный аромат,
И краски пестрые Мои глаза слепят.
Я не хочу смотреть, как, скромная когда-то,
Ты молодость свою кладешь в огонь разврата,
И, обожженный им, повеса молодой,
Как неразумный бык, несется за тобой
[158].
В царствование Генриха III, Генриха IV и Людовика XIII женское бесстыдство критиковали все кому не лень. Эти обличительные речи были частью обвинений против разврата, выдвигавшихся как католиками после окончания Тридентского собора в 1563 году, так и протестантами. Теолог-кальвинист Ламбер Дано, опубликовавший в 1563 году книгу, которая должна была покончить с колдовством, в 1579‐м написал «Трактат о танцах»: танцы он называет изобретением Дьявола, созданным, чтобы толкать людей к разврату
[159]. Вскоре после этого король Филипп II запретил под угрозой штрафа подобные развлечения на территории католических Испанских Нидерландов. Подозреваем, что в обоих случаях успехом это не увенчалось. В то же время появилась тенденция к дистанцированию представителей разных полов, если некие совместные дела способны разгорячить и вызвать желание. Религиозным цензорам вторят медики, обращая внимание мужчин на опасность венерических заболеваний: считается, что природный жар мужчины ослабевает при контакте с ненасытной подругой. В 1568 году Амбруаз Паре советует избегать совокуплений, если мужчина хочет предохранить себя от заражения, потому что «госпожа Венера — это настоящая чума», пожирающая мужскую силу
[160]. В то же время убийца с легкостью добивается его милости, заявляя, что раненый умер не вследствие ран, а от истощения, не сумев сдержать свою чувственность. В 1604 году врач Луи Гюйон в своих «Разнообразных уроках» со вздохом изобличает разврат:
Для какой грязи используются сегодня ароматы! Душат не только одежду и волосы, но и головку полового члена, и влагалище перед соитием, чтобы достичь вершины сладострастия. Другие же носят надушенные четки не для молитвы, но лишь из тщеславия и ради привлечения к себе любовников, чтобы казаться приятнее. Но в храм, к алтарю, посвященному Богу, следует приходить лишь надушенными каплей ладана, стоящего две-три монеты
[161].
Он уточняет, что не полностью отрицает духи, потому что они могут быть полезны в некоторых лекарствах, и просто советует пользоваться ими, не злоупотребляя.
Жан Польман, каноник из Камбре, в 1635 году издал труд под названием «Бич женской груди». Он видит в «постыдной груди» «морду ада», подушку Сатаны, который резвится на этих «горах из слоновой кости». Во второй части своего труда он пишет: «Природа учит, что девицы и женщины должны носить вуаль», — сегодня схожих мнений придерживаются отнюдь не католики
[162]. В том же году парижский священник Пьер Жюверне издал «Особую речь против тщеславия современных женщин», также воспрещающую открывать грудь на улицах, в церквях и прочих местах. Это можно простить, если грудь лишь чуть приоткрыта, но грех становится смертным, если она обнажена сильно. Тот, кто смотрит на обнаженную грудь, тоже грешит, полагает автор
[163]. Нагота, к которой прежде неоплатоники относились с симпатией, полагая, что в красивом теле может быть только прекрасная душа (среди них художник Сандро Боттичелли), отныне рассматривалась совсем в ином свете. Женская нагота стала считаться бесстыдной и искушающей. Чтобы умерить вожделение, испанская мода, распространившаяся в последние десятилетия XVI века по всей Европе, предписывала закрывать малейшие участки тела: руки — перчатками, шею — высокими воротниками, голову — шляпой или чепцом, лицо, мужское и женское, — толстым слоем белил и румян. Это приводило в ярость моралистов, потому что они видели в косметике возможность соблазнения мужчин дамами из общества. Жюверне считал, что дамы таким образом кажутся лучше, чем есть на самом деле. Идеалом считалась белизна лица, поэтому дамы обильно пудрились и поднимали себе скулы румянами. Некоторые еще сильнее привлекали к себе внимание мушками из тафты или бархата, очень заметными на белой коже. Жюверне видел в этом лишь дьявольские уловки, вводящие светских дам в смертный грех. Они заплатят за это, говорил он, на Страшном суде. Церковники продолжают свои инвективы в течение всего XVII века. В 1682 году Клод Флери, будущий исповедник Людовика XIV, все еще клеймит позором бесстыдство нравов женщин. С его точки зрения, те, кто красится, модно одевается, носит бессмысленные украшения, душится, у кого неприличная походка, — такие женщины не могут быть добрыми христианками
[164].
Оде де Тюрнеб (1552–1581), ученый юрист, остроумный человек, завсегдатай литературных салонов, например салона мадам де Рош, около 1580 года написал комедию «Довольные», персонажи которой обсуждают женские хитрости. «Особенно мне не нравится нарумяненная женщина, — сказал один из них, — даже если она прекрасна, как Елена, я бы не стал ее целовать, к тому же я знаю, что все эти румяна и белила — не что иное, как яд». Собеседник переплюнул его, сказав, что «эти напудренные и нарумяненные лица, на которых слой краски толще, чем венецианские маски, начинают терять доверие здравомыслящих людей». Возвращаясь к своим обвинениям, первый уточнил малопривлекательный состав косметических средств: «Вообразите, что молодые люди ухаживают за дамами, чтобы узнать, каковы на вкус сулема, тальк, белила, красная испанская краска, яичный белок, киноварь, лак для волос, сосновое семя, ртуть, моча, уксус, настой лилии, ушная сера, квасцы, камфора, бура, дрожжи, хна и прочее, чем женщины мажут лица в ущерб собственному здоровью! К тому же, не достигнув и тридцати пяти лет, они покрываются морщинами и становятся похожими на старые нечищеные сапоги, у них выпадают зубы, и от этого у них изо рта пахнет, как из вонючей дыры. Поверьте, когда я думаю о таких мерзостях, меня может вырвать». Героиня пьесы — дама культурная, занимается музыкой. Ее красота «не спрятана в шкатулках, ее не наводят по утрам, встав с постели. У нее естественная красота, без обмана»
[165].
