Один пассаж подтверждает появление мыла в парфюмерных лавках 1640‐х годов. Кажется, тогда, приблизительно за сотню лет до начала эпохи, которую историки обычно считают началом перенимания английских обычаев, наметился возврат к использованию воды и к телесной гигиене. В действительности же, возможно, это объясняется новыми нормами соблазнения и модой на омовения, появившимися в конце царствования Людовика XIII.
Иногда можно сходить к банщикам, чтобы тело было чистым, а каждый день надо очищать руки миндальным хлебом. К тому же надо почти так же часто мыть лицо и сбривать бороду, а иногда и мыть голову или же пудрить ее хорошими пудрами; потому что если уж такое внимание уделяется чистоте одежды, а также комнат и мебели, то оснований заботиться о собственном теле еще больше. Надо завести себе лакея, обученного этому мастерству, или же пользоваться услугами цирюльника, но не такого, который перевязывает раны и язвы и от которого пахнет гноем и лекарствами.
Сорель намекает на появление в 1637 году цирюлен-парикмахерских. В отличие от цирюлен, где принимали хирурги, этим заведениям было уготовано прекрасное будущее: цирюльники-парикмахеры должны были пудрить парики и ухаживать за волосами. «Здесь вам завьют волосы или сделают пышную прическу, — продолжает он, — а бороду и усы уложат так, чтобы придать вам изящества». Нововведение прижилось. По королевскому эдикту, утвержденному в парламенте 23 марта 1673 года, в Париже и других городах королевства создавалась община цирюльников, парикмахеров, банщиков, парильщиков в количестве двухсот человек. На эти заведения указывала желтая дверь, вывеска гласила: «Банщики, парильщики и парикмахеры. Все виды работ с волосами». Они могли продавать волосы оптом и в розницу, варить мыло, делать разные помады и мази, эссенции, пудры и пасты, но не имели права проводить никакие хирургические операции
[278]. Прогресс в деле чистоты был так заметен, что в первое издание словаря Французской академии (1694) вошло слово muguets, «ландыши» — щеголи, молодые люди, которые соблюдают чистоту и душатся духами, чтобы нравиться дамам.
В ответ на новые запросы перчаточники-парфюмеры начинают торговать новыми товарами, в которых теперь, конечно, нуждаются и светские дамы. Жан-Батист Дуэр, державший лавку в Париже, владел огромным количеством крахмала, входившего в состав пудры для париков; также в его хозяйстве были девяносто восемь дюжин кусков мыла, пятьдесят фунтов весового мыла, разные пудры (без уточнения), а еще — кипрские пудры, очень популярные цветочно-травянистые душистые смеси, пуховки, миндальная мазь для очищения рук, зубные порошки, пакеты мушек для лица, помады без запаха
[279].
Во второй половине XVII века и в первые десятилетия века следующего изменения касались в большей мере телесных запахов, исходящих от тех, кто следует моде, чем самих духов. В середине 1680‐х годов Людовик XIV от них отказался, и этот мимолетный каприз, поднятый на щит наблюдателями за всеми делами и жестами монарха, мог создать ошибочное впечатление, будто бы в области обоняния произошла революция. Поскольку король не переносил ничего, кроме апельсиновой воды, был сделан несколько поспешный вывод, что он оставил свой след и в области парфюмерии тоже
[280]. Тем не менее этот нежный аромат уже присутствовал в уже упоминавшихся двух посмертных описях имущества парижских парфюмеров, в 1641 и 1642 годах. Прежде он высоко ценился в Италии, от него были без ума Мария Медичи и маркиза де Рамбуйе. В конце XVI века вокруг города Грасса, славящегося своими кожами, были посажены тысячи апельсиновых деревьев. Цветы этих деревьев невозможно было никуда перевезти, и помимо драгоценной эссенции, извлекавшейся из них в микроскопических дозах, этими цветами душили перчатки, которые любили носить Мария Медичи или Анна Австрийская. Около 1650 года вокруг Грасса начинают массово сажать жасмин, позже, примерно в 1670 году, — туберозу. Тогда же появились первые местные парфюмеры. Они поставляли апельсиновые, жасминовые и туберозовые эссенции и мази коммерсантам из Монпелье, которые традиционно производили парфюмерные воды. Новинки не концентрировались ни при дворе, ни в Париже. Померанцевая и бергамотовая воды (бергамотовая вода потом стала называться одеколоном) были созданы соответственно в 1680‐х и 1690‐х годах. Первая, на цветах померанцевого дерева, с запахом горького апельсина, напоминающим бергамот, вошла в моду благодаря французской принцессе, жившей в Италии. Она любила носить надушенные померанцевой водой перчатки и добавлять ее в ванну. На бергамотовой воде нажил состояние Иоганн Мария Фарина, итальянец, живший в Кельне. Эти цитрусовые, как и маленькие китайские апельсинчики, известные нам под названием мандаринов, дарят новые вкусы и ароматы — не зря считается, что ощущения носа и нёба меняются одновременно. Впрочем, возможно, что во второй половине XVII века, когда в моду активно входил флёрдоранж, кожи стали душить меньше
[281].
Эпоха лидерства трех запахов животного происхождения — амбры, мускуса и цивета — медленно клонилась к закату. В следующей главе мы увидим, что они исчезнут в середине XVIII века. Кризис в производстве надушенных перчаток или, по крайней мере, его сокращение, возможно, объясняет, почему Грасс превратился в парфюмерную столицу. В это время посмертные описи имущества парижских перчаточников-парфюмеров встречаются реже; они все более лаконичны, сведений из них можно извлечь мало. Возможно, такое мнение складывается из‐за состояния доступных источников. Досконально исследовать этот вопрос, заслуживающий большого внимания, нельзя. Максимум, что можно сделать, — отметить непрерывность дискурса и преемственность в рецептуре, предлагаемой специалистами. Жан де Рену в 1637 году (первая версия трактата на латинском языке увидела свет в 1609‐м) двадцать девять раз упоминает амбру, четырнадцать раз — мускус, девять раз — цивет, часто все эти ароматы используются одновременно. Розовая вода названа сорок раз, розы — девять, апельсины восемь раз, причем дважды упоминается апельсиновая цедра, один раз — цветы, запах которых он расхваливает
[282]. В 1687 году вышло в свет третье издание адресованной дамам книги Мари Мердрак (первое датируется 1666 годом). Книга имела большой успех. Амбра и/или мускус упоминаются пять раз, на шестой раз к ним добавляется цивет; одно из первых упоминаний цивета — совет по удалению неприятного запаха водного раствора талька на основе раковин улиток. Апельсиновую воду Мари Мердрак упоминает трижды, апельсиновое масло — также трижды в других местах, розовую воду — тридцать четыре раза. Вместе с гвоздикой она входит в качестве отдушки в состав мази для лица и рук, куда также включены свежее сливочное масло, венецианский теребентин (эфирное масло сосны), лимонный сок
[283]. В сборнике Никола Лемери, первый вариант которого увидел свет в 1681 году, не находим никаких существенных изменений в моде на запахи, за исключением, возможно, цивета, который упоминается всего один раз, тогда как мускус — семь раз, а амбра — пятнадцать. Розовая вода встречается восемь раз, чуть чаще, чем упоминаемая шесть раз апельсиновая вода, а также один раз — апельсиновая эссенция. В издании 1686 года тот же автор учит бедняков или, возможно, фальсификаторов, как изготовить по дешевке мускус (так называемый западный), используя небольшое количество настоящего продукта: на протяжении трех последних дней лунного месяца кормить семенами лаванды и поить розовой водой мохноногих голубей, таких черных, каких только можно сыскать; следующие пятнадцать дней кормить птиц бобами; на шестнадцатый день отрезать им головы и собрать кровь в фаянсовую миску, стоящую на горячих углях, снять пену и в каждую унцию крови добавить по драхме (восьмая часть унции, унция содержала 576 гранов) настоящего восточного мускуса, растворенного в спирте; капнуть четыре-пять капель желчи козла и поставить смесь на две недели в нагретый лошадиный навоз; снова согреть
[284]. Экая дьявольщина! Черный цвет, козлиная желчь и адский огонь наводят на мысли о сатанинском колдовстве. Согласно упомянутым источникам, духи животного происхождения по-прежнему имеют право на существование в конце XVII века. В 1693 году парфюмер Барб утверждал, что мускус, амбра и цивет сами, без добавления цветов, могут придать очень хороший запах перчаткам. Тем не менее он приводит рецепт, основанный на цивете и флёрдоранже, а также «римскую композицию», в состав которой входят все три животных экстракта и флёрдоранж. Еще один вариант — смесь эссенции флёрдоранжа или жасмина и эссенции амбры и цивета
[285].
