Красавец махараджа, которого я редко видела в Куч-Бихаре в силу его занятости государственными делами, проводил больше времени со своей семьей. Почти каждый день мы устраивали пикники в саду. В Дарджилинге я наблюдала жизнь, которой мне хотелось бы для себя в будущем. Я видела, как Айеша с мужем обмениваются тайными улыбками за обедом, как его рука незаметно проскальзывает ей на талию. Это напоминало мне моих родителей.
Управляя вдвоем целым королевством и будучи чрезвычайно занятыми людьми, они черпали силы во взаимном восхищении, любви и доверии.
В то лето мы с Индирой вставали чуть свет и скакали по крутым тропам к Тигриному холму, чтобы увидеть восход солнца над Эверестом. А то отправлялись на рынок в центре города, где продавали всякую всячину торговцы из Тибета и Бутана в огромных меховых шапках. Я чувствовала себя невероятно счастливой: семья Индиры приняла меня, как родную.
Мое детство трудно назвать беззаботным, и все-таки тогда я еще не понимала, как быстро может все измениться. Безоблачное счастье на каком-то этапе жизненного пути не обязательно гарантирует, что так будет всегда.
Менее удачливым жителям Индии, оставшимся в стороне от нашего горного рая, в том сезоне не повезло. Внизу бушевали песчаные бури; даже через незаметную трещину в стекле за ночь могло нанести полный дом пыли. Разбухшие от непрерывных дождей реки выходили из берегов, смывая все на своем пути.
Кроме того, наступил сезон чумы – время, когда каждая мать боится за своих детей. Бродя как-то по кладбищу Дарджилинга, я с удивлением обнаружила много детских могил – не только индийцев, но и англичан. Множество людей каждый год умирало от тифа, малярии и желтой лихорадки. То лето выдалось особенно тяжелым: в разных частях страны то и дело возникали вспышки чумы.
Однажды августовской ночью мне приснилась целая серия страшных снов, и я проснулась в холодном поту, с ощущением невыразимого ужаса. Через неделю меня попросили явиться в гостиную махарани. Пока я шла, сердце выскакивало у меня из груди. Когда мама сказала, что я унаследовала ее дар, я не поверила, но в тот день меня охватило страшное предчувствие. Я уже знала, что скажет Айеша.
Махарани держала в руках письмо. Она указала на кушетку, чтобы я села рядом с ней.
– Милая Анни, даже не знаю, как сообщить тебе страшную новость.
– Как умерла моя мама?
Я впервые в жизни увидела, что Айеша растерялась.
– Я… кто тебе сказал? Я получила письмо только сегодня утром.
– Я просто… знала, – ответила я, едва сдерживая слезы.
– Говорят, некоторые люди чувствуют, когда уходят близкие, – сказала она, овладевая собой, – а ты, Анни, невероятно восприимчива к таким вещам. Как ни печально, ты права. Твои мама, тетя и дядя спасались от жары в горах. К несчастью, однажды ночью произошел оползень, который погубил всю деревню. Никто не выжил. Мне очень жаль, милая Анни. Ты потеряла не только маму, но и тетю с дядей, и пятерых кузин и кузенов.
Я сидела ни жива ни мертва, чувствуя тепло ее руки, вспоминала свою маму, тетю, дядю и их детей – самому младшему не исполнилось и двух лет – и никак не могла примириться с тем, что их больше нет.
– Если мы можем чем-то помочь, только скажи, Анни.
Я покачала головой, слишком убитая горем, чтобы произнести хоть слово.
– Это случилось неделю назад, – продолжала махарани. – Поиски тел продолжаются. Если их найдут, тебе, разумеется, придется поехать в Джайпур на похороны.
– Да, – сказала я, хотя мы обе знали, что их не найдут. Моя мама навсегда останется лежать в иссушенной солнцем, спекшейся красной земле.
– Наверное, ты захочешь пойти в храм помолиться. И вот, возьми, – махарани протянула мне белую тунику из тончайшего шелка. – Я всегда находила утешение в том, что мы, индийцы, носим белое, а не черное, оплакивая своих близких. В мире и без того хватает печали. И еще… милая Анни, не бойся за свое будущее. Я оторвала тебя от семьи и теперь за тебя отвечаю, понимаешь?
Я тогда мало что понимала. И все же кивнула.
– Помни: те, кого мы любим, всегда с нами, даже если мы их не видим, – добавила она.
Я молча встала, не в силах найти утешение в ее словах.
Я надела белую тунику, и за мной прислали адъютанта, который отвез меня на рикше в небольшой индуистский храм. Я в одиночестве принесла подношения богам и прочла молитвы, чтобы облегчить путь умершим. Затем села перед богами, опустив голову на колени. Мне страстно хотелось верить, чувствовать, что мама по-прежнему со мной, однако осознание чудовищной реальности заставляло думать о том, как жить дальше. Я осталась сиротой; у меня нет ни денег, ни собственности: полная зависимость от милостей королевской семьи. Я даже замуж не смогу выйти – ни один приличный мужчина не позарится на сироту без приданого.
В тот день в храме я плакала не только о своей потерянной семье, но и о недоступности жизни, какой желал для меня папа. Он так мечтал, что я смогу применить свой пытливый, смелый ум, который он старательно питал и взращивал. У меня безжалостно отобрали это будущее.
Чья-то рука вцепилась мне в плечо; я не шелохнулась.
– Анни, мне мама сказала, какой ужас, мне так жаль, так жаль… – донесся голос Индиры. – Не плачь, Анни, я не дам тебя в обиду, никогда, обещаю. Я люблю тебя. – Она протянула мне руку, и я вцепилась в нее, как в спасательный круг.
Она обняла меня, словно пытаясь защитить своим худеньким телом от всех бед. Мы долго так сидели, а затем я встала, навсегда попрощалась со своей семьей и ушла из храма рука об руку с единственным человеком в мире, которому была небезразлична.
Поздно вечером я не могла уснуть и, осторожно убрав с плеча теплую руку Инди, вышла на веранду. Меня охватила приятная ночная прохлада, над головой ярко сияли звезды.
– Мамочка, я должна быть с тобой – там, наверху, а не здесь, совсем одна, – прошептала я. Горюя по маме, я понимала, что если бы уехала с ней в Джайпур, то покинула бы этот мир вместе с родными.
Внезапно раздался странный высокий звук, похожий на пение. Оглянувшись, я убедилась, что вокруг никого нет. Пение, напомнившее мне материнские колыбельные, продолжалось, утешая и успокаивая.
Я вдруг вспомнила мамины слова и поняла, что услышала его впервые, а значит, мне передался мамин дар. Мой черед еще не настал, я нужна кому-то в этом мире.
Спустя месяц, когда дожди почти прекратились и стало прохладнее, мы вернулись в Куч-Бихар, и меня разыскала пожилая женщина, которую я мельком видела во дворце раньше.
– Анахита, пойдем со мной.
Она провела меня в тихий уголок, чтобы спокойно поговорить.
– Ты знаешь, кто я?
– Нет.
– Меня зовут Зена, я – вайдья и делаю здесь то же, что твоя мать в Джайпуре.
Она внимательно посмотрела на меня бездонными черными глазами.
