После обеда я часто встречала ее в оранжерее, где росли экзотические для Англии растения, привезенные многими поколениями семейства Астбери из путешествий в далекие страны. Некоторые значились в маминой тетради рецептов. Я стала собирать их, измельчать на дощечке и сушить на подоконнике в своей комнате. Кое-какие знакомые травы я находила в саду, другие – во время вылазок в Дартмур. Я попросила на кухне пустые банки из-под джема и постепенно собрала целую коллекцию лекарственных растений.
– Зачем ты собираешь травы, Анни? – спросила как-то Селина, глядя на меня с неподдельным интересом.
Я решила сказать ей правду.
– Делаю лекарства.
– Правда? Ты научилась этому в Индии?
– Да, меня мама научила.
Я не хотела слишком распространяться, боясь, что она сочтет меня ведьмой или знахаркой.
– Надо же, какая ты умная! – с восхищением сказала Селина. – Когда мой отец служил в Индии, он тоже увлекся восточной медициной. А у тебя нет случайно какого-нибудь средства, чтобы мой ребенок поскорее появился на свет? Я была бы тебе чрезвычайно признательна.
Посмотрев на ее живот, я заметила, что за последние дни он опустился. Следовательно, головка плода уже внизу.
– По-моему, ждать осталось недолго.
– Правда?
– Ага, – улыбнулась я, – мне так кажется.
С Индирой мы почти не виделись. Леди Астбери снизошла к ее просьбе приглашать подруг из Лондона. Складывалось впечатление, что она преследует свои корыстные цели. В недалеком будущем Дональду предстояло задуматься о женитьбе – разумеется, на британской девушке хорошего происхождения, а Индира могла познакомить его с подходящими кандидатками.
– В нашем доме никогда не собиралось столько очаровательных юных девушек, – сообщила мне однажды хозяйка, когда мы столкнулись на главной лестнице. – Анахита, милочка, ты не сбегаешь наверх взглянуть, поставили ли горничные цветы в комнату леди Селестрии?
– Конечно, – ответила я и пошла наверх.
Мне не нравилась леди Астбери, и эта неприязнь была взаимной. Она жила в Индии, когда ее муж служил министром-резидентом Куч-Бихара, и по ее разговорам я поняла, что она ненавидела каждую секунду, проведенную в моей родной стране. Со мной она обращалась не лучше, чем со служанкой. Ее надменное отношение к моим соотечественникам – раз я услышала, как она назвала индусов «грязными язычниками» – выражалось в презрении ко мне. При этом она была ревностной католичкой и каждый день ходила в часовню.
Жесткая педантичность и неприкрытое высокомерие леди Астбери олицетворяли для меня самое худшее в англичанах. К Индире – девочке из королевской семьи, воспитанной по-европейски, – она относилась как к равной… во всяком случае, пока.
Хотя я тоже принадлежала к индийской королевской семье, хозяйка дома постоянно находила для меня какие-нибудь поручения – то сбегать за вышивкой, то принести книгу из библиотеки. Дело осложнялось нехваткой слуг. Многих мужчин призвали в армию и отправили воевать во Францию, так что у служанок прибавилось работы. Не желая показаться грубой и неблагодарной, я всегда выполняла «просьбы» леди Астбери. Мне не составляло труда помочь горничным, милым и вежливым девушкам, перестелить постель или вытереть пыль.
Первые три дня я ужинала в столовой с Индирой, однако хозяйка дома упорно меня не замечала, и я испытывала мучительную неловкость. На четвертый вечер мне принесли ужин в комнату, и я поняла намек. Надо сказать, я не расстроилась: мой гардероб все равно не включал достаточного количества платьев, подходящих для формального ужина, а признаваться в этом Индире не хотелось.
Горничная Тилли, которая каждый вечер взбиралась с подносом по бесконечным лестницам на чердак, однажды заметила, что мне, должно быть, скучно ужинать в одиночестве, и предложила есть с остальной прислугой в кухне. Пожалев ее ноги, я согласилась. С тех пор я каждый вечер ужинала с ними внизу, отвечая на вопросы о жизни во дворце. Однажды кухарка, миссис Томас, пожаловалась на артрит. Я предложила ей сделать лекарство.
– Не думаю, что оно поможет, – скептически заявила она, – но почему бы не попробовать?
Растерев в порошок корень аира, обнаруженный в оранжерее, я смешала его с водой, чтобы получилась паста.
– Втирайте эту пасту в руки два раза в день в течение недели, – велела я ей.
Как и следовало ожидать, через неделю миссис Томас рассказывала всем, что я – настоящая волшебница. Ко мне потянулся ручеек клиентов, которые просили избавления от самых разных хворей. Я радовалась, что могу помочь, применив на практике то, чему учили меня мама и Зена. Обслуга поместья стала относиться ко мне тепло и сердечно, и это было очень приятно. Но главной причиной, по которой я чувствовала себя счастливой – такой счастливой, что мне не портили настроение ни отчуждение Индиры, ни высокомерие леди Астбери, – были утренние верховые прогулки с Дональдом.
На следующее утро после нашей первой прогулки я подхватилась с постели ни свет ни заря, гадая, придет ли он на конюшню, как мы договаривались.
– Анни! – улыбнулся он. – Готова?
– Да, – радостно кивнула я.
Мы оседлали лошадей и понеслись через пустошь в мягком свете утреннего солнца. С тех пор мы встречались почти каждое утро и очень подружились. Дональд, добросердечный и открытый, оказался полной противоположностью своей матери, с ним можно было говорить обо всем. Он любил слушать мои рассказы об Индии, ее обычаях и культуре.
– Отцу всегда очень нравились Индия и ее люди, а вот матери, к сожалению, нет. Поэтому они вернулись в Англию, когда мы с Селиной были совсем маленькими. К несчастью, пять лет спустя папа умер. Мама обвиняла в его смерти Индию. Он действительно страдал от приступов малярии, однако умер от воспаления легких. Он говорил, что ему не подходит английский климат. Папа был очень хороший, старался всем помогать.
– Ты похож на него? – спросила я.
Мы лежали на траве, а лошади поодаль пили из ручья.
– Мать говорит, что похож. Ей не нравилась его «мягкотелость» и вечное стремление помочь всем, кто нуждается в помощи, в том числе и материально. И он не судил о людях по цвету кожи или вере. Мама более… консервативна в таких вещах.
Во время прогулок Дональд делился со мной своими страхами, неуверенностью в собственном будущем из-за войны, а также опасениями, что не сумеет управлять поместьем через несколько лет, когда ему исполнится двадцать один год.
Уже тогда его матери, которая получила поместье в наследство, с трудом хватало средств на оплату текущих расходов, не говоря о необходимости реставрации. Его отец не отличался деловой хваткой, и уж тем более никто не ожидал, что он так рано умрет. А мать прятала голову в песок, точнее, пряталась в часовне.
– Я не хочу говорить ей, насколько все плохо, – размышлял вслух Дональд, – но сомневаюсь, что нам может помочь даже ее всемогущий бог. От меня зависит, смогут ли заработать на жизнь многие и многие люди.
