— Миша, не начинай. Я не буду искусственно продлевать свою жизнь. Когда придет мое время, я хочу… к твоему отцу.
— Твою мать, мама! — Михаил хотел подняться, но лишь недовольно опустил ладонь на столешницу, гася эмоции.
— И я не хочу, чтобы ты предпринимал какие-либо действия, препятствующие моей естественной смерти.
— Тогда я никакую угрозу твоей жизни не буду считать естественной!
— Миша, не смей так говорить! Я запрещаю тебе вмешиваться в… божью волю.
Михаил поперхнулся:
— Во что?!
— Каждому человеку отведен свой срок, Мишенька, — вздохнула женщина. — Я не собираюсь завтра помирать, но и растить заново запчасти для тела не собираюсь так же. Чему быть — того не миновать. Когда-нибудь я умру, и тебе придется отпустить меня. Никто не должен жить вечно.
— Я не предлагаю жить вечно! Зачем вы создали LPI, зачем мы владеем компанией, способной продлить жизнь и молодость, если сами не собираемся пользоваться этим?
— Миша, не начинай! Когда нас покинул твой отец, я приняла решение и не собираюсь его менять. Я не хотела волновать тебя, отключая соты, созданные еще при его жизни, но теперь, когда они все погибли, я не буду растить новые органы.
Михаил буравил мать взглядом, и она принимала этот вызов с пониманием, теплотой и любовью. Уставившись в тарелку, он вздохнул:
— Я хотел бы, чтобы ты еще раз об этом подумала, мама. Возможно, это эгоистично, но ведь кроме тебя у меня никого нет.
Мать молчала с минуту. Потом она усмехнулась:
— Когда ты курил у входа, я вспомнила твой последний разговор с тренером по плаванию, — сказала она. — У тебя всегда будет «Живой проект». Похоже, для тебя это самое важное в жизни. Он, а не твоя мать.
— Ты беспощадна, мамуля, — Михаил отодвинул так и не тронутую тарелку с едой и поднялся. — Я закурю, ты не против?
— Против.
Михаил сжал губы и отвернулся, доставая из кармана пустую руку. Встав лицом к окну, он смотрел в вечерние сумерки, опускающиеся на особняк: голые деревья, фонарные столбики и дорожки, его машины и лавочка погружались в серость, словно под воду. Он тоже вспомнил свой последний разговор с тренером по плаванию. Прошло столько же лет, сколько было ему тогда. Он — это «LPI», но корпорация не ассоциируется с его именем так, как ассоциировалась с именем ее создателя. Он стал ей, но она не стала им. Более того, самая важная для него часть — «Живой проект» — разваливается на глазах. Закон о наделении клонов человеческими и гражданскими правами способен подвести под ней черту.
— Они могут посадить тебя за работорговлю и использование рабского труда, — проговорила Лариса Сергеевна еле слышно, будто прочитав мысли сына.
— За этим следует конфискация имущества? — с неожиданным спокойствием спросил Михаил.
— Да, всего имущества, накопленного и приобретенного в результате преступной деятельности.
— То есть по сути всего, чем я владею… последний месяц, — Михаил засмеялся, оборачиваясь. — А потом, если они сделают это, а они сделают и никакая логика, никакая правда, ничто им не помешает упрятать меня за решетку… так вот, если они это сделают уже после того, как тебя не станет, если я буду владеть всем состоянием Королевых, то они получат все. Они не подавятся, отнимая даже то, что заработано LPC и Foodstuff Synthesizing.
— Я не передумаю, Миша. Но тебе нужно обезопасить себя.
— Как?! — Михаил в отчаянии достал пачку и вставил сигарету в губы. — Как, мама?! В стране, где законы существуют для того, чтобы было за что сажать! Как я могу себя обезопасить?! Ты спроси Пэттинсона, возможно ли, чтобы в его стране меня посадили по закону, который не действовал на момент совершения преступления?
— Миша, тогда ты уже повзрослеешь?! И там бы издали закон на день, а дешевле: просто пристрелили.
— Это точно…
— Отдай им «Живой проект»!
— Отдай? — ощерился Михаил.
— Миша, ради бога…
— Только через мой труп.
— Ты им станешь, если они не получат, чего хотят. Они либо убьют тебя, либо посадят. Позволь им назначить своего человека на должность директора «Живого проекта», неужели тебе мало кресла президента?
— Боже, с кем я говорю об этом? Мама, чьи слова ты произносишь, кто их хозяин?
— Твоя встреча с президентом… — Лариса Сергеевна запнулась. Михаил обернулся от окна, вынимая изо рта незажженную сигарету.
— Мам, если речь идет о моей жизни и свободе, а именно об этом она и идет… и если для тебя мои жизнь и свобода представляют хоть какую-то ценность, прошу тебя, хватит этих шпионских игр. Расскажи мне все как есть, все, что ты знаешь.
— Я не могу, Миша! Ты же понимаешь!
— Нет, я не понимаю. Объясни мне!
— Все слишком сложно. Слишком много вокруг людей и корысти. У каждого свои интересы, одному то, другому это, третьему… эти уступки, операции, поставки без договоров… Ты хорошо умеешь делать вид, что не замечаешь всего этого, а я при этом оказываюсь по уши в…
Михаил недобро засмеялся.
— Мама, все на самом деле очень просто! «Эти люди и их корысти» — назови мне их имена для начала, их интересы и то, что они получали и получают у меня за спиной. Без нелимитированной власти Крышаева в компании тебе стало сложнее удовлетворять их потребности? Я не могу понять, на чьей ты стороне. Через месяц я останусь нищим голодранцем и не уверен, что у меня останется хотя бы дом. Я знаю, за что заплатил эту цену: я дал большую взятку ради возможности спокойно работать на территории Америки, по крайней мере, на той, что от нее осталось. Я могу это произнести вслух, мама. Я знаю, почему ты не помогла мне и даже могу попытаться понять, почему ты прикрыла Крышаева. Возможно, здесь замешано больше, чем я способен увидеть и я даже попытаюсь поверить, что сделанное было мне во благо. Хрен с вами! Но это просто, мама! Люди, их корысть, деньги и договоренности — это просто! Не надо пытаться найти мораль там, где ее нет, и тогда не будет ощущения, что ты по уши в чем-то менее аппетитном, чем твое состояние.
— Барис… это была уловка. Если бы ты согласился, тебя подвесили бы по куче статей и сделали бы шелковым.
Михаил почувствовал знакомую боль в груди и, сдвинув прозрачный белый тюль, присел на подоконник.
— Они не предполагали, что ты станешь рисковать одной из своих станций. А когда ты предложил построить станцию взамен разрушенной, они…
— Вика уже отследила его. Но когда об этом узнала ты?
— Когда тебя задержали.
— От кого?
— Я не могу сказать.
— Что дальше?
— Дальше этот закон и работорговля. Ты не из их банды. Они разменяют тебя на раз-два. Если мне не удастся повлиять на тебя.
