— Тогда, сходим погулять?
— Не хочу.
— А что ты хочешь?
— Чтобы ты оставил меня в покое.
Петр стремительно поднялся, но тут же выдохнул, словно спуская пар, и неторопливо подошел к стене, представляющей собой большое окно от пола и до потолка. Распахнув одну створку, он засунул руки в карманы шорт, вытянул шею и, прикрыв глаза, вдохнул сладкий аромат цветов, красочным ковром стелющихся вокруг террасы.
— Кого бы ты больше хотела видеть на моем месте: Миху или Александра? — спросил он, не оборачиваясь.
Ольга не отвечала. Повернув к ней голову, Петр грубо уточнил:
— Кому бы ты дала?
Ольга не отреагировала, и Петр вернул взгляд в сад.
— Он никогда не спрашивал.
— Я знаю.
— А ты… мне как брат… я не могу с тобой спать. Иди, трахни какую-нибудь грузинку и…
— Оля, заткнись, ради бога… — прошептал Петр, — ты как циркулярная пила. Стоит завести…
Они снова молчали, глядя в одну сторону, но на разные вещи.
— Нам же было хорошо вместе, — вспомнил Петр. — Неужели он — единственное, что нас связывало, придавало смысл всем поступкам и замыслам, неужели без него я для тебя ничего не значу?
— С ним ты тоже для меня ничего не значишь.
Петр обернулся, подошел к креслу Ольги и склонился над ней, разглядывая лицо. Он не верил тому, что видит и слышит.
— Мы знакомы почти тридцать лет. Я твой единственный друг. Ты делилась со мной всем, чем не могла поделиться ни с ним, ни с родными. С какого именно момента я для тебя ничего не значу?
Скрываясь от взгляда нависшего над ней мужчины, Ольга разглядывала свои ногти. В самый тяжелый период жизни Михаила Петр бросил его, чтобы быть с ней. Он кинул лучшего друга ради нее. Он поссорился и навсегда расстался с человеком, которого любил больше, чем себя, больше, чем ее, больше, чем кого бы то ни было на свете. И он прекрасно осознавал цену, которую собирается заплатить за товар… негодный порченый товар, не способный ни то, что на взаимность, но даже на благодарность.
— Я не просила, — ответила Ольга на свои мысли.
— Что ты не просила?
— Ехать со мной.
— Я поехал ради себя.
— Ты предал его, ты кинул его!
— И это тоже я сделал ради себя.
— И ты хочешь, чтобы после этого я все еще считала тебя другом?!
Петр выдохнул изумленную улыбку, распрямился и неестественно, напряженно засмеялся:
— Так вот в чем дело?! Ты презираешься меня за это? За то, что я ушел от Михи, чтобы быть с тобой?
— Ты ему нужен, а мне нет!
— Твою мать, я же не фуфайка! Вы сдурели что ли? Оба! Кто я, что я, по-твоему? Живой проект, в чьи функции входит дружить и служить президенту LPI и любить его женщину для удовлетворения ее и его честолюбивых амбиций?
Она молчала, теребя пальцы.
— Ну, что же ты мучаешь и себя и меня? Нас уже нет в его жизни!
— Уйди.
— Я не уйду.
— Я не хочу тебя видеть!
— Оля, о чем ты думала, когда мы летели сюда? О чем ты думала, садясь со мной в самолет? Принимая мои ласки, о чем ты думала? Ты понимала, на что я пошел ради того, чтобы быть здесь и сейчас рядом с тобой? Ты все отчетливо понимала или была в плену своих вечных иллюзий о безопасном и влюбленном Петьке, верной собачонке апогея твоих детских мечтаний — Мишке Королеве?
Ольга выдохнула усмешку и откинула голову. Их взгляды встретились. Петр увидел незнакомую хищную улыбку, острые зубки, беспощадно прикусившие кончик языка. В ее еще минуту назад пустых глазах вспыхнули чувства. Вряд ли он хотел увидеть в них именно эти унизительные искры, но хоть что-то… не пустые глазницы, что бессмысленно взирали на него все прошедшие дни.
Наклонившись, он обхватил ладонью ее подбородок.
— Что ты приняла?
— Ты идиот?
— Что ты приняла, Оля? — Петр присел на корточки, не отпуская ее лица.
Женщина молчала, безразлично, скорее, для вида пытаясь отнять его ладонь от подбородка.
— Ты бредишь…
— Оля, я наркоман с пятнадцатилетним стажем. Уж в этом я разбираюсь.
Ольга отвела взгляд:
— Таблетки.
— К-какие таблетки? Где ты их взяла?!
— У тебя в кармане, в ветровке.
Петр резко выдохнул и сжал ее лицо ладонями, чтобы скрыть в них дрожь.
— Зачем?! — вскричал он. — Зачем ты вообще полезла по моим карманам?
— Искала зажигалку.
— Зачем тебе зажигалка?!
Ольга молчала. Петр резко поднялся и тут же снова опустился перед ней на колени.
— Сколько ты приняла?
— Две… или три.
— Боже, зачем?! — он беспомощно осмотрелся. — Ты вроде не ребенок, детка, что ты в рот всякую дрянь тянешь?
Ольга громко засмеялась, откидывая от себя его руки и придвигаясь к лицу.
— Ты дурак, Петя! Ты такой дурак!!!
Петр непонимающе смотрел на любимую женщину, в его глазах застыл испуг и непонимание.
— Ты же ходячий драг дилер! Я искала у тебя какую-нибудь наркоту… и я ее нашла.
* * *
Они решили назвать свое новое детище просто и незамысловато: «Порядок, процедуры и правила работы живых проектов». Основной объем будет перенесен из старого документа, имеющего в названии слово «эксплуатация». Ныне оно становилось неприемлемым, потому что эксплуатировать людей в обществе считалось неэтичным. С момента посадки в самолет поздним вечером они обсуждали свежие части нового «порядка», описывающие правила использования живых проектов в их новом статусе: людей и граждан. Благодаря приложению к докладу профессора Высоцкого от первого июня, работа заняла значительно меньше времени и усилий, чем могла бы занять без оного. Тем не менее, многое в старом документе требовало правок, а в его новых главах — детального описания.
— Вы засыпаете, Юлия Владимировна, — вздохнул Михаил.
— Я не представляю, как вы работаете, Миша, — покачала она головой. — Поспите тоже, завтра будет день…
— И новые дела, — улыбнулся он.
Они сидели в соседних креслах. Через ряд за их спинами спал Вася. Больше в салоне самолета никого не было.
Перед Юлией Владимировной на переносном столике оранжевой проекцией лежала клавиатура. В метре впереди отображался проверяемый и изредка корректируемый ими документ. По ходу чтения и обсуждения она вносила правки и дополнения. Закрывая его, юрист снова зевнула и прикрыла рот ладошкой.
— Как Маркиза?
