Михаил взял паузу, чтобы перевести дыхание. Он не боялся, что его перебьют. Его редко перебивали, он привык к вниманию. А вот Васю это удивляло. Телохранитель то и дело оглядывался по сторонам, ожидая проявления агрессии. Они все порядком замерзли, но молча терпели, потому что терпел босс.
— А вот вы, дорогие мои, — обернулся к правым Михаил, — пришли сюда совершенно по другим причинам. Вас я тоже могу поделить на две группы. Сейчас почти одиннадцать — время тусы. Часть из вас пришла ради нового развлечения, эмоций, статуса в своих кругах. Вы пришли, а точнее приехали ради геликов, кружащих над головами и комментирующих происходящее на весь мир, ради возможности заявить, что имеете и отстаиваете свою позицию, что вы небезразличны (ведь быть небезразличным в этом году модно)! — Михаил ожидал возмущения и когда сразу несколько человек вяло загудели, лишь засмеялся. — Но делать что-то в действительности вы не будете, потому что цель у вас — не восстановить справедливость, не наказать зарвавшегося работорговца, не найти правду или что-то еще, а просто — развлечься! И это печально, но без вас бы загнулись десятки индустрий. Вы рабы больше, чем те, кто остался слева, но если они хотят помочь клонам из-за интуитивного понимания родства проблемы, то для вас это — подаяние братьям меньшим, десять копеек на благотворительность.
Радует то, что это лишь часть из вас.
Другая же приехала, чтобы выместить злость. Причем злость столь глубокую и искреннюю, что я удивлен столь долгому молчанию представителей этой части. Это злость неглупых людей, которые бьются головой о бетонные стены системы и удивляются тому, что страдает голова, а не стены. Это злость таланта, который не может выбраться из болота повседневности. Таланта, способного сделать значительно больше, чем ему позволяют. Таланта, который огрызается каждый раз, получая по носу и угрожающего себе и близким все бросить и куда-нибудь уехать, но вновь и вновь берущего себя в руки и идущего вперед. Это злость способного мятежника в мире, где в цене покорная посредственность. Это злость видящего среди людей, смотрящих на мир сквозь иночи. Это злость отчаяния, когда чтобы быть услышанным, нужно взять в руки оружие. Это неприятие всего, что сегодня считается привычным, а три века назад каралось заключением или казнью. Это принципиальность в мире двойной морали. И это безмерная, граничащая с ненавистью любовь к истине, которую не способен поколебать или ослабить ни один довод, кроме ортодоксально справедливого довода разума. Вы не бедствуете, вы способны созидать и творить и считаете ниже своего достоинства прозябать в нищете и забвении. Вы пришли сказать мне… — Михаил обернулся и зажмурился, ослепленный светом прожектора одного из зависших над толпой геликов. Он прикрылся ладонью. Через несколько мгновений, когда Михаил отнял ладонь от лица, стоявшие впереди люди увидели в его глазах влажный блеск.
Комментирующие трансляцию журналисты в один голос сообщили, что президент LPI был ослеплен прожекторами.
— Миша, ты не один!
Михаил обернулся на крик, женщина стояла где-то за его машиной.
— Ну, наверно это, — улыбнулся он в ответ и развел руки в стороны. — Но так как я все сказал за вас, на улице минус и уже почти ночь, не вижу смысла задерживать вас и задерживаться самому. Если у вас есть предложения и вопросы, пожалуйста, не мучайте себя подобными митингами, я отвечу по сети и не оставлю без внимания ни одно предложение, несущее в себе хоть толику здравого смысла. Мои люди и я жутко замерзли. Уверен, что и вы тоже. Могу я сейчас пройти к своим воротам?
— Вашу мать, Михаил Юрьевич, — прошептал Вася, наблюдая, как люди впереди расступаются.
— Михаил Юрьевич, а кто все же взорвал Океан-3? — спросил усатый мужчина, когда Михаил проходил мимо него.
— Люди, не уподобляться которым я пока имею возможность, — ответил Михаил, закуривая.
— Мы думали, что вас снимут с должности сегодня!
— Вероятно, все не так плохо, не находите? — засмеялся Михаил в ответ.
— Михаил, а что с мистером Гото, он действительно прилетает, чтобы купить «Живой проект»?
— Я ничего не знаю о его планах, но скажу точно: «Живой проект» не продается.
— Вы планируете запускать в рост новые партии клонов после вступления в силу законопроекта?
Михаил остановился и обернулся в сторону, откуда прозвучал вопрос. Автором оказалась молодая женщина, явно из «правых». Она зябко переступала с ноги на ногу и прятала руки в широких рукавах коротенькой шубки.
— Вы журналистка?
— Нет.
— Почему вы думаете, что я могу прекратить выпуск после выхода закона?
Михаил плохо видел ее лицо, хотя нещадно яркие прожектора геликов были устремлены на нее, как и широкий круг прожектора висящего вдали вертолета. И все же он увидел короткую усмешку.
— Этот закон развеет иллюзию…
Михаил подносил сигарету к губам, но замер, услышав эти слова.
— Я узнал ваш голос: вы звонили мне. Сколько нынче стоит получить мои свежие личные координаты?
— Двенадцать тысяч, — просто ответила женщина.
— О чем она? — не поняла девушка с гладко зачесанными «в стиле Людмилы» волосами.
— Позвольте мне пояснить, — вмешался мужчина, укрытый первыми рядами людей. Михаил не мог видеть, к кому тот обратился, но обернувшись к нему, незнакомка подбодрила:
— Я непротив.
— Эта дама предположила, что теперь, когда справедливость по поводу статуса клонов будет восстановлена, и мир признает их людьми, Михаил Юрьевич не посмеет делать новых «людей».
— Да, именно это я имела в виду, — подтвердила женщина, — а так же стандартную отбраковку.
— У меня есть для вас работа, — Михаил безапелляционно указал на женщину зажатой в пальцах сигаретой.
— У меня есть работа, Михаил Юрьевич. И вы знаете, в чем она состоит.
— Знаю. И если вы в ней хороши настолько же, насколько уверены в себе, вы уже знаете, что согласитесь.
Женщина улыбнулась широкой открытой улыбкой, и Михаил ответил тем же. Кто-то в толпе посчитал, что глава LPI только что снял себе женщину на ночь и без стеснения озвучил это предположение. Раздались смешки и возмущенные возгласы. Михаил продолжил путь, а женщина растворилась в толпе так же незаметно, как и появилась. Уже через несколько минут Михаил со смехом уворачивался от слюнявого языка соскучившейся за дни разлуки Ронни.
* * *
Когда трансляция с митинга у ворот особняка Михаила закончилась, Александр снял иночи и встретился взглядом с Ритой. Женщина стояла в проеме двери комнаты и смотрела на живой проект пугающе пристально. Саша не мог понять смесь эмоций на ее лице и нахмурился:
— Что случилось, Рит?
— Ты когда-нибудь понимал, что прикоснулся к чему-то невероятно значимому, но осознавал это так поздно, что уже был не в состоянии почувствовать ни восторга, ни гордости, а оставалась лишь вина перед самим собой.
