— Джоффри? — догадалась Анна, но не получила ответа.
— Я надеюсь, вы поняли всю серьезность ситуации. У меня на самом деле не так много времени, — тихо продолжил Михаил. — На правах фактического владельца бюро я мог бы заставить вас выделить мне нужный самолет и вернуть ему первоначальные функции, Степан Агасович, но я приехал просить нарушить вас закон, а потому пойму и приму отказ.
— И перепродадите долг дальше?
Михаил несколько секунд молча смотрел в столешницу, а потом поднялся хмурый и бледный.
— Обанкротите бюро?!
Старший Гороян так же поднялся. Его глаза блестели яростью и страхом, готовностью защищаться и защищать, но лицо было так же бледно, как у собеседника.
— Нет, Степан Агасович, — качнул головой Михаил. — Я просто забуду о вас.
В повисшей тишине слышался гул ветра за стенами ангара.
— Я жду вашего решения в течение пятнадцати минут.
Михаил вышел из ангара и подставил шею ветру. Впереди и вокруг стелилась безразличная белая гладь. Слева темнела взлетная полоса, хотя ни один из заявленных в каталоге самолетов в ней не нуждался. Справа притаились две черные машины LPI. Закурив, Михаил прошел вперед.
— Поганый день, Вася, — поделился он, когда телохранитель остановился рядом.
— Как вы себя чувствуете, Михаил Юрьевич?
— Как дождевой червяк в банке.
— Хм, разве у дождевых червей есть сердце?
Михаил озадаченно обернулся к собеседнику и, сообразив, что тот имеет в виду, рассмеялся.
В это время Степан Агасович Гороян с особой остротой ощутил вес решения, которое ему предстояло принять. Подойдя к столу, Аня отпила из стакана и присела напротив отца.
— Его уберут сразу за матерью?
— Не знаю, пап. Возможно. Он готов к этому.
— Если его готовность определяется желанием забрать с собой побольше людей, то да, верю. Я не понимаю, как он смеет предлагать нам положить головы на плаху. Разве можно что-то скрыть в наше время? Разве можно избежать наказания? Разве мало нам выпало уже?
— Он дал тебе выбор и пообещал понять и принять любое решение. И в любом случае я поддержу тебя.
— Мне не нравится, как ты это сказала, Анна. Их же все равно убьют, меня посадят, самолеты заберут, а бюро закроют!
Анна молчала. В реплике отца не было вопроса.
— Никому не будет дела. Ты не помнишь, как поменялось все в мановения ока, когда они решили, что не выгодно содержать собственных конструкторов, если можно закупать технику…
— … где больше откат предложат, пап. Не надо банальностей. Михаил Юрьевич ждет твоего решения.
— Я не заметил, когда ты стала такой черствой?
— Тебе показалось.
— Королев никогда не думал ни о ком, кроме себя и теперь, когда жареный петух клюнул, обнаружил, что вынужден просить помощи у совершенно чужих людей, и заметь, делает это так, будто мы его клоны!
Анна поднялась и обошла стол, чтобы обнять отца.
— Это нормально: бояться тех, кто сильнее и ненавидеть тех, кого боишься. Не мучь себя, просто скажи «нет».
— Если он попытается заставить вернуть Limo в изначальное состояние, я смогу пожаловаться властям.
— Не беспокойся, он не станет этого делать.
— Но он имеет право попытаться заставить!
— Он не станет, папа.
— Почему ты так уверена?
Аня посмотрела вниз, в пронзительные и умные глаза отца и пожала плечом:
— Считай, что у него нет на это времени.
Степан Агасович молчал, сжимая руку дочери на своем плече.
— Что мне передать Михаилу Юрьевичу?
— Скажи… — он запнулся, и Анна перевела взгляд на дверь, чтобы не видеть муку на родном лице. — Я не имею права рисковать столь многим… даже ради чьей-то жизни. Он сам сказал, я владелец последнего в нашей стране конструкторского бюро.
— Ты не построишь больше ни одного самолета, отец… — прошептала Анна сдавленно.
— Не правда! Я был последним, кто служил своей стране! Если бы они держали свои обещания!.. Королеву все равно кого подставлять, он думает только о своей выгоде! Я рад, что ты увольняешься, и мы не будем иметь ничего общего ни с ним, ни с LPI!
— Три года назад ты гордился тем, что меня взяли в LPI, отец. Ты восхищался им! Когда мы ехали сюда, у меня не было сомнений, что ты поможешь.
— Да с чего я должен ему помогать, Аня? Что такого он сделал? Выплатил кредит бюро? Так мы по-прежнему должны! Почему он это сделал? Подожди, Аня! Ты приедешь к ужину?
— Нет, пап, — Анна шла к двери.
— Почему нет? Во сколько ты будешь?
— Я не знаю, нужно отрепетировать аукцион.
— Аня…
Голос отца заставил Анну остановиться.
— Ты же не собираешься оставаться у Королева? Ты компрометируешь себя! Мало, что Игорек тебя выгнал? Мало, что вся сеть пестрит вашими фото? Ты хочешь стать следующей, когда они уберут его? Хочешь подставить свою семью? Дело отца?
— Нет, пап, я не хочу этого.
— Ты объяснишь ему? — голос конструктора неуловимо изменился, требовательные ноты сменились еле уловимой мольбой. Анна обернулась, чтобы взглянуть на родителя.
— Ему не нужны объяснения, пап.
— Это высокомерие! Требовать что-то сделать, и не выслушивать никаких объяснений!
— Он не требовал, он просил.
— Да какая разница!? Такие люди даже когда просят — требуют!
— Какие люди, пап?
— Такие, как он!
— Какие именно?
— Все эти шишки, бонзы, богачи!
Анна вышла за дверь и быстрым уверенным шагом пересекла ангар. Остановившись у двери, девушка обернулась и замерла, перебегая взглядом по укрытым чехлами любимым силуэтам. Когда внешняя дверь открылась, и в лицо ударил свет и ветер, Анна на мгновение зажмурилась и отвернула лицо. Уже через мгновение она встретилась взглядом с президентом LPI. Он стоял вполоборота, засунув руки в карманы и разговаривая с кем-то невидимым. Анне захотелось провалиться сквозь землю.
Когда он направился к ней, девушка вышла из ангара и опустила голову.
— Довезешь меня до офиса? — в понимающем голосе Михаила слышалась улыбка.
— Я хотела бы побыть одна.
— Я знаю, Ань, — Михаил подбадривающее прикоснулся к ее плечу, — именно поэтому прошу меня подбросить.
— Вы даже когда просите — требуете? — спросила Анна с вызовом, направляясь к своей машине.
Михаил не обернулся, с тоской разглядывая ее следы на снегу и слушая, как заводится и уезжает ее машина.
