Михаил тряхнул головой, не вполне понимая и не горя желанием понимать, что имеет в виду гость. Но японец замер и дружелюбно пояснил:
— Миша, у тебя один сканер и тот внешний. У меня пара десятков и все встроенные. Глядя на существо, я понимаю о нем все. Я слышу запах твоей усталости. Я знаю, что ты увидишь сегодня во сне. Я вижу состояние твоих легких, сердца и нервов. Ты уже летишь… и это самый красивый и печальный полет из всех, что я наблюдал прежде, потому что он сияет палитрой красок, которые в наше время уже не купить ни за какие деньги. Я обещаю, что никто не узнает, что самый бесчувственный из всех живых проектов профессора Королева является самым настоящим из живущих ныне людей.
С минуту или даже дольше они молча смотрели друг на друга. Услышав предположение о своем происхождении, Михаил утвердился в догадке, что Гото заключил сделку с Высоцким.
— Вы больше не мультик, — заметил он. — Насколько вы еще человек?
— Ровно на один мозг и душу.
Михаил не ожидал столь шокирующего и честного ответа.
— Но вы же… лишены стольких радостей, ощущений.
— Брось, малыш. Я достаточно прожил, чтобы научиться любить глазами и понимать, что ощущения бессмысленны, если не находить для них времени.
— Ведь у вас даже детей нет… тогда, в ваше время… это все еще было важно!
— У меня миллионы детей! Даже эти крошки, что копошатся на твоей виртуалке — мои дети! Они не умеют страдать, не чувствуют боли, перманентно довольны и бессмертны. Чего еще может желать для своих созданий творец?
— И вы пришли протянуть руку помощи мне, мистер Гото?! — вдруг усмехнулся Михаил, протягивая руку гостю, — Что ж, спасибо, я приму ее. Но мне искренне жаль, что сотню лет назад… никто не предложил ее вам, — Михаил смотрел в неестественно гладкое лицо, которое призвано было скрыть абсолютное одиночество когда-то успешного, умного и очень несчастного человека. — Возможно, я приму ваше предложение. Но роботы никогда не станут живыми проектами, как никогда не станут и людьми.
— Да, только роботы об этом не задумываются, — снисходительно улыбнулся гость, пожимая руку Михаила. — Кстати, именно поэтому нам не стоит опасаться революций, порабощения и прочей ерунды.
Михаил вышел практически сразу за гостем и приказал отвезти его в бар Джоффри. Ему на самом деле было нехорошо. Он не понимал, что происходит и был склонен валить на какой-нибудь наркотик, дозу которого получил от японца при рукопожатии. Возможно же, это был просто шок. Михаилу казалось, что он успел уже что-то повидать на своем веку, но судя по всему, здорово ошибался. Мистер Гото одной улыбкой был способен подкосить даже самую стойкую психику.
— Михаил Юрьевич, с вами все в порядке? — обернулся Вася с переднего сидения.
— Не уверен…
— Вы как-то побледнели. Может к врачу?
— Я думаю, лучший врач для меня сейчас — это стопка коньяка. Если это яд, благодаря которому Гото мог чувствовать себя в безопасности, то он дал совершенно конкретный рецепт противоядия.
— Ну, если вы так уверены.
Вася отвернулся.
— Я не уверен даже в том, что мир вокруг — реален.
— Я видел ролики с Гото, но всегда думал, что это наложенные эффекты.
— Нет, Вася… он реален! Такой, какой есть. И я только что говорил с ним. Говорил с мультяшкой! Прибавьте-ка газу, пока я совсем не рехнулся!
В баре было людно. Михаил взглянул на часы: почти восемь. Поискав пустой столик, обнаружил пару у стойки — в самом проходном и освещенном месте. Снимая на ходу пальто, Михаил не сразу сообразил, что руки принимающего одежду принадлежат Васе. Президент не привык к подобному, но вспомнив, что Вася был компаньоном-телохранителем дочки Джоффри, сдержанно засмеялся и оставил поступок без комментария.
Вася с одним из новых клонов сели за соседний столик. Олега со вторым клоном Михаил не стал искать взглядом, а попросил официанта принести коньяку. Не медля…
— Михаил Юрьевич, хозяин заведения приглашает вас пройти в более приватную обстановку.
Михаил обернулся к склонившемуся над его ухом администратору и сдержанно кивнул:
— Веди.
Его проводили по коридору вглубь и по лестнице вверх. Михаил и не подозревал, что бар занимает два этажа. Когда администратор открыл перед ним дверь, президент зашел внутрь небольшого кабинета. За круглым столом сидели Марк, Джоффри и Федя.
— Миша, что с тобой? — Марк поднялся с места, чтобы поприветствовать коллегу или проводить к месту — сложно было понять.
— Налейте коньяку, ребят.
Джоффри поднялся к бару, поглядывая на Михаила с нескрываемым удивлением. Глава финансового департамента озабоченно покусывал усы.
— Что случилось, Миш? — спросил он.
— Я только что общался с мультиком. Кажется, он меня траванул.
— Гото? — удивился Джоффри.
— Вполне на него похоже, — не поддержал удивление коллеги Марк. — Он упоминал именно коньяк?
Михаил не успел ответить, потому что в комнату стремительно зашли две гостьи. Одна из них — очень высокая мулатка, затянутая в полуспортивный брючный костюм песочного цвета, обежала присутствующих тяжелым взглядом и кивнула Джоффри. За ней забежала девчушка-тинэйджер, худенькая и легкая как тростинка.
— Па! — вызывающе обратилась она к Джоффри, из последних сил сдерживая слезы. — Ты ведь не прикажешь убить Гаррена?
— Гаррена? Никогда в жизни! Может, он больше никогда не придет к финишу первым, но он же твой друг.
— Серж сказал, что…
— Что бы ни говорил Сережа, детка, ты же знаешь за кем у нас последнее слово. Как там Гаррен?
— Ему наложили повязку, и он очень переживает.
— Что ж, тебе придется навещать его почаще, пока он не придет в норму. Вы уже ужинали?
— Не… лечили Гаррена.
— Тогда идите вниз ужинать. И проследи, чтобы Рита съела стейк, — Джоффри посмотрел на мулатку, стоящую у двери. — Ты посмотри: кожа да кости.
— Ты че, па! Она классная!
— Да, но есть иногда тоже надо, разве нет? — настаивал Джоффри. — Покажи ей пример, может она забыла уже как это делается.
— Окей, — протянула девушка. — Пошли, Рита, ужинать.
Михаил и Федор наблюдали за женщиной, пропустившей девчушку вперед. Кинув полный безразличия, граничащего с презрением, взгляд на разглядывающих ее мужчин, мулатка прикрыла за собой дверь.
— Ее конь подвернул ногу днем, — пояснил Джоффри и, помолчав, добавил: — если бы на месте Гаррена оказался человек, Соня и не подумала бы волноваться. А из-за лошади чуть ли не плачет.
Какое-то время все молчали, и можно было услышать музыку, доносящуюся снизу. Потом Федор задумчиво спросил:
