— Мы защитим тебя, Коля, — Иванов успокаивающе поднял ладони, — дождись нашего человека. Он проводит тебя в один из корпоративных бункеров, отсидишься, пока все не успокоится.
— Вы ведь не убьете меня? Она ничего не получит, если вы убьете меня! — вскричал Николай, вскинув руку в направлении супруги.
— Что ты, Коля. Мы же друзья. Все будет хорошо.
Иванов отключился. Николай поднял затравленный взгляд на жену:
— Вы ведь не тронете Мишку?
— Что ты, Коля, он же мой сын! — воскликнула женщина с улыбкой.
Николай медленно опустился в кресло, взглянул в окно и встретился взглядом с женщиной у двери.
— Липа, заблокируй окна в доме, что-то холодно стало… — пробормотала Лариса Сергеевна и, сделав шаг назад, позволила двери между ними закрыться.
Николай услышал тихий щелчок замка и стер испарину со лба.
— Сволочи… — прошептал он сдавленно и поднялся к окну.
— Ник, ну здравствуй, дружок! — тихо и зловеще воскликнул знакомый голос за спиной.
— Эд, это все ошибка! Я не принимал в этом участия! Я не виноват! Почему ты не отвечал на мои звонки?!!
Пэттинсон смотрел на старого знакомого холодным взглядом светлых глаз и молчал.
— Доля в LPI, позволяющая с твоей поддержкой диктовать свои условия? Коалиция с «Русью»?
— Я не виноват! Они не предупредили! Эд, я отдам свою долю. Я отдам все, что есть!
— Зачем мне все, что у тебя есть?! — вскричал Пэттинсон, — мы договаривались об Арктике-1, о «Живом проекте»! Что значит твое «все», когда мы потеряли ключевые точки и фабрики?
— Что ты хочешь, Эд? — глухо спросил Николай. — Зачем ты звонишь?
— Сказать тебе «прощай», партнер.
Николай сорвался с места, но дверь оказалась ожидаемо закрыта.
— Лара, умоляю, выпусти меня! Ради всего святого, что осталось в тебе… или мне… ради бога!
За дверью было тихо, но Николаю мерещился незнакомый смех, более молодой и дерзкий, чем мог быть рожден телом когда-то любимой и почитаемой женщины. Внезапно ставший враждебным мир сжимался вокруг, не позволяя вздохнуть полной грудью. Выбрав контакт Михаила, Крышаев упорно ждал ответа, но крестник не отвечал.
Когда над домом послышался гул, Николай схватил гостевое кресло и швырнул его в окно.
— Сними блокировку, Липа! Сними эту чертову блокировку!
— Распоряжения Ларисы Сергеевны являются приоритетными, Николай.
— А если это не она, Липа? Откуда ты знаешь, что это Лариса Сергеевна? Проверь все параметры!
— Все параметры в норме, Николай.
Николай зашвырнул в окно и хозяйское кресло. Дверь бесшумно отворилась и на пороге появилась фигура в деловом костюме.
— Господин Крышаев, проследуйте за мной, — приказал новоприбывший.
Николай узнал стандартную куклу сотрудников внутренней безопасности «Руси» — ловкую, с прекрасным откликом и лучшими среди подобных разработок показателями по устойчивости к деформациям. От этой куклы нельзя было сбежать или спрятаться, ее нельзя было поранить или убить, с ней не стоило «договариваться», потому что оператором мог быть кто угодно. Понуро опустив плечи, Николай направился к выходу.
Взгляд от окна обеденной залы, сквозь которую он проходил, заставил остановиться. Лариса Сергеевна смотрела молча и пристально. Сжав губы, Николай продолжил путь. Ему нечего было сказать этой женщине.
25
«Один из основателей Лаборатории Королева и старейший акционер Live Project Incorporated — Николай Крышаев был найден мертвым минувшим вечером в своей постели. Не удивительно, что у пожилого мужчины, стоявшего у истоков LPI и горячо переживающего за судьбу корпорации, после известия о выделении «Живого проекта» из состава LPI, остановилось сердце. Единственной наследницей господина Крышаева по завещанию является его вдова — Лариса Сергеевна Королева. Для нее эта утрата болезненна вдвойне. После снятия с должности президента LPI, ее сын так и не навестил свою пожилую, одинокую мать. Ныне дважды вдова, Лариса Сергеевна осталась совершенно одна в своем огромном семейном гнезде, еще не до конца отреставрированном после покушения на ее жизнь».
Трасса была практически пуста, но поддерживалась в удовлетворительном состоянии. Петр изредка обгонял неторопливые снегоуборщики или автономные грузовые колонны, и они стремительно уносились вдаль в зеркале заднего вида. Никто не мог увидеть воочию, как бесшумно несущийся мотоцикл с водителем, то вытягивающимся в струну, то скорчившимся в комок, съезжает на обочину, подпрыгивает, и в стремительном кульбите улетает в заснеженное поле.
— Петя…
Ее голос казался более знакомым, чем самый родной и желанный голос на Земле.
— Петя, очнись.
Он знал ее голос с детства, еще до того, как выбрал настройку индивидуализации, до того как Мэй обрела свой характер, нежность, прекрасно проработанный, но редко используемый юмор.
— Очнись!
Петр открыл глаза и застонал.
— Мэй, отчет…
— Ты улетел с трассы, Петенька.
— Не зови меня так… никогда…
— Фиксирую воспалительные процессы в правом предплечье, повреждение…
— Мэй, заткнись… отчет о фильтрах.
— С последнего отчета изменений не было.
— Обезболивающее кончилось, что ли?
— Еще до выезда из Москвы.
— Сколько до города? Что там?
— Поселок городского типа, девять километров. Есть представительство LPC-Казахстан. Офис на улице Мира, дом 6.
— Мотоцикл на ходу?
— Провожу диагностику.
Он рычал, гудел и ругался — так было легче. К хромоте — единственному видимому напоминанию о причине побега, прибавилась острая боль в плече и ребрах сзади, справа. Ковыляя к мотоциклу, Петр то и дело припадал на колено. В очередной раз, оказавшись на земле, он стянул шлем и откинулся на спину. Накатывающая вязкими волнами ломка погружала в пучины боли и страха.
Когда боль чуть притихала, Петр открывал глаза и видел звезды. Если они двигались, он понимал, что это спутники. Их недоступность представлялась враждебной. Они были здесь, рядом, прямо над ним, но Мэй не могла связать его с ними, потому что вместо паспортного чипа в его пульсирующей воспалившейся руке был вставлен чип от какого-то пакета из урны у супермаркета. А наземных средств связи он не использовал со школьных уроков по механике и робототехнике.
Он знал, что боль не утихнет и понимал, что валяться дальше значило просто замерзнуть насмерть. Петр открыл глаза и рыком перекатился на живот, загреб горсть снега и, отправив ее в рот, поднялся.
