— Это нечто большее, чем влюбленность. И это взаимно.
— Вот как…
— Моя прямота снова оказалась некстати? — засмеялся Михаил, сообразив, как прозвучало его признание. Он подобрал ладошку Анны и зажал между своих ладоней. — Мы взяли на себя ответственность за триста невинных, совершенно уникальных, немыслимо одаренных детей. Марк, столь уважаемый и любимый всеми Марк предлагал списать их, потому что никто не может даже приблизительно предположить, во что может вылиться этот эксперимент. У них нет профессиональной программы подготовки, нет планов на будущее. Через месяц в чипах этих ребят будут прописаны индивидуальные имена и фамилии. Лишь их похожесть скажет стороннему наблюдателю о том, что они — клоны. И то — до тех пор, пока они не захотят изменить это… если захотят.
Ответственность, которую я взял, оставив эту партию на собственное попечение, несравнима ни с чем из моего предыдущего опыта. Это не просто группа людей и не просто партия живых проектов, это… что-то значительно большее, но что именно, нам всем будет суждено понять лишь в будущем. Я благодарен Ирине за то, что она разделила эту ответственность со мной, став этим ребятам… больше чем преподавателем.
— Значит, вы теперь папа трехсот телепатов… — Анна помолчала, а потом невесело усмехнулась: — вы всегда найдете, как развлечь себя, Михаил Юрьевич.
Михаил засмеялся, пожимая ее ладошку и кивая на самолет:
— Это мой Лимо?
— Нет. Ваш Лимо на… реконструкции.
— Какой еще реконструкции?
— Той самой… если вдруг он вам понадобиться… он будет таким, как надо. Мы посчитали, что после снятия вас с должности будет безопаснее оставить его на балансе бюро.
— Мне показалось, Степан Агасович…
— Мы пришли к согласию. Марк выкупил для LPL Limo VII. Он в корпоративном ангаре. Когда наиграетесь в многодетного папу здесь, на большой земле вас будет ждать орбитальный ковер-самолет. И еще почти полмиллиона новых граждан LPI, рискующих под руководством «Руси» стать интерактивной продукцией «Foodstuff Synthesizing».
— Что ты об этом знаешь?
— Многое, включая то, что сказали вы сами. Вы могли бы сделать мир лучше, а предпочитаете разбавлять рацион одних, подтягивать и разглаживать морщинки других и…
Она захлебнулась и замолчала.
— Отчего тебе так больно, Анька?
Девушка резко поднялась и отошла к самолету.
— От того же, отчего и вам, Михаил Юрьевич! Только у меня нет ваших ресурсов, и степень моей беспомощности помножена в разы! Мне стыдно за то, что вы так много можете, а продолжаете играться… теперь уже не в президента Live Project Incorporated, но хотя бы в папашу трехсот телепатов!
— Аня! — Михаил перебил, — ты на самом деле считаешь, что это игрушки для меня? То, чем занимается LPI? Ты серьезно?
— Никто не должен жить вечно! Старение — следование естественному ходу вещей. И «право на ребенка», которое обеспечивают клиники LPC — это костыли к социальным и экологическим переломам, тогда как эти проблемы требуется лечить, а не придумывать подпорки! Про «Живой проект» даже вспоминать не хочется… работорговец в законе, за безнаказанностью и вседозволенностью переставший отличать людей вокруг от клонов! — Анна щелкнула пальцами: — Который по щелчку может разрушить чью-то жизнь, а кого-то, минуя законы и правила, возвысить до небес.
— Стоп! Ань, давай по порядку. Я позволял себе верить, что ты видишь чуть дальше новостных тизеров. Да, если у тебя есть средства и амбиции жить дольше и выглядеть при этом на тридцать — твое право — к твоим услугам клиники LPC. И на подобных услугах направление Марка зарабатывает серьезные деньги — никто не спорит. Но как ты можешь забывать о людях, которым нужны мощности LPC для поддержки приемлемого для жизни уровня здоровья? О людях, уже родившихся больными, о калеках, о заболеваниях, которые лечатся в клиниках бесплатно именно благодаря тому, что кто-то платит за омоложение? Что же до «Живого проекта», ты сама посвятила ему четыре года жизни! Или твоя многослойная мораль не предполагает свободы клонов?! Рабы навек и под коток? Чтобы таким, как ты обидно не было? О разрушенных жизнях и вознесенных до небес можем поговорить подробнее, Анют. Не это ли цель твоего визита?
Анна дернула головой, но промолчала.
— Не понимаю, почему ты на дух не переносишь все, к чему я привязан! Хотя… те «необременительные вылазки куда-либо помимо офиса». Да, Ань, я много времени уделяю холдингу, но завишу от него не больше, чем ты от сети, — Анна вскинула взгляд, но поняла, что это замечание, этот очередной удар ниже пояса был лишь провокацией. Михаил продолжил: — Да, я привязан к LPI, привязан к дому, привязан к людям, которых люблю и уважаю. Я не вижу в этом ничего плохого, ничего такого, из-за чего меня можно было бы презирать; ничего такого, из-за чего тебе стоило бы опасаться. Лишив меня этих бесспорно ценных вещей, ты не сделаешь ценнее себя, ты лишь освободишь пространство для чего-то нового, что не замедлит появиться и заполнить мою жизнь. То, что именно так и происходит, ты можешь наблюдать воочию. Мне приятно, что ты хочешь видеть во мне героя, стремящегося сделать мир лучше. Но я вообще не мыслю подобными категориями. Рад, что ты можешь судить что лучше, а что хуже, я вот — не могу и не сужу. Здорово, что ты заступаешься за жизнь, видимо жизнь в твоем понимании нуждается в защите. В моем понимании жизнь — это и есть все, что с нами происходит. А уж, какой краской покрасить события — выбирает смотрящий. Поверь, те чуваки из «Руси», что оккупировали сейчас «Арктику-1» искренне считают, что они творят благо. А не могут войти внутрь именно потому, что я в их глаза — неконтролируемый психопат, наверняка способный выполнить озвученные угрозы. И мне кое-чего стоило создать эту репутацию. А кто из нас ближе к целям жизни — покажет лишь время. В действительности мы с ними находимся просто с разных сторон зеркала и то, что для них черное — для меня — белое. И наоборот. Мы с тобой разные, Ань, но я понимаю тебя и твои претензии, и очень надеюсь, что ты сможешь понять меня.
Я много хочу и много могу. И я, какого бы мнения не была ваша братия, социальное животное! Ты нужна мне. Я хочу делиться с тобой. Но мне было бы спокойнее с человеком, рядом с которым не придется постоянно оглядываться в ожидании очередной подставы. Личность, уверенная в своей ценности, не опасающаяся за свое место только потому, что мужчина рядом с ней есть нечто большее, чем клерк в банке, — он помолчал, глядя на замершую у трапа девушку, — Я люблю тебя, Анька. Я слишком хорошо помню, как это начиналось. Помню, как ждал, когда же пройдет эта незнакомая, пугающая тяга к чужой женщине, к подключенке, к подчиненной. Ты не подходила мне по всем возможным параметрам. И я сходил с ума, пытаясь уснуть, когда ты ночевала за стенкой. До знакомства с тобой я не знал, что такое скучать. Видит Бог, не совру: до тебя я даже не любил. И сама ты не безразлична ко мне, это очевидно, несмотря на твои извращенные методы коммуникаций со мной. И я сейчас не про сеть, не про твою зависимость. Поверь, меня уже все устраивает. Останься такая, какая есть, мне этого достаточно. Я никогда не потребую от тебя того, что ты не сможешь сделать.
