— Никчемность, бедность, бесцельность? Может быть, отсутствие желаний или страх их воплощать? Что?
— Ты все переворачиваешь с ног на голову.
— Нет, Оля, это делаешь ты. Я лишь демонстрирую тебе это, — Михаил провел ладонью по ее волосам, запустил в них пальцы, прижимая ее тело к себе. — Раньше у нас были одни ценности. Олька, я не понимаю, почему теперь ты боишься им соответствовать.
Михаил закинул назад ее голову.
— Потому что тогда я стану такой же, как ты.
— Как я?! — в его голосе послышалась угроза. — Знать, чего хочешь, и добиваться этого — плохо? Следовать принципам, которые ты уважаешь, и благодаря которым уважают тебя — плохо? Идти вперед несмотря ни на что — плохо? Расширять свое дело, совершенствоваться, меняться и расти — плохо? Оля, быть как я — плохо?! Я верно тебя понял?
Ольга с трудом выдохнула, ей всегда было страшно смотреть в его глаза, когда они становились такими.
— Нет.
Он удовлетворенно кивнул и усмехнулся:
— Позже придумаешь что-нибудь еще.
Она не могла отстраниться, когда его лицо приблизилось, и губы раскрыли ее губы. Они столько раз были вместе, что тело привычно, вопреки ее воле, откликалось на ласки, тянулось к нему. Ольга прекрасно знала, как быстро он заводится и что остановить его невозможно: ни в чем и никогда. Она знала, но все же попыталась высвободиться, возразить:
— Миша, нет. Перестань…
Мимолетно взглянув ей в глаза, Михаил подхватил женщину на руки и перенес на кровать. Она пыталась понять, в какой момент времени, начиная с ее возвращения в комнату, сопротивление могло бы возыметь хоть какое-то действие. И в очередной раз понимала, что такого момента не было, что он всегда делал, и будет делать что хочет, как хочет и когда хочет. И в этом он был весь. И за это она его ненавидела. И за это же когда-то любила. Когда-то в прошлой жизни, до Арктики-1.
— Ты голодная… — говорил он позже.
Они лежали друг напротив друга, ноги переплетены.
— Да, там банкет намечался, я пропустила обед.
— Ты скучаешь… — усмехнулся Михаил, по ускользнувшему взгляду догадавшись, что Ольга прекрасно поняла смысл его фразы.
— Отпусти меня, Миша, — попросила она шепотом.
— Побудь со мной еще полчаса.
Ольга подняла взгляд и по его улыбке догадалась, что он прекрасно понял смысл ее просьбы.
— Отпусти меня, Миша, — повторила она, — я не хочу быть твоей.
— Еще как хочешь, — он улыбнулся еще шире.
— Нет…
— Тебе еще раз это доказать? — засмеялся он, откидывая ее на спину.
— Миша, это неважно!
— А что важно? — спросил просто, нависая над ней.
— Ты слишком упрощаешь…
— А ты усложняешь. Мы неплохо дополняем друг друга, милая.
— Я не люблю тебя.
Он прикрыл на мгновение глаза, входя в нее. Ольга вдохнула, раскрываясь и прижимаясь к нему. Когда их взгляды встретились, что бы она ни произнесла, это прозвучало бы фальшиво.
14
«Озадаченная общественность размышляет над очередным приобретением президента LPI. Зачем Михаилу Королеву десять миллионов робопчел? Для справки: такое количество пчел способно опылить около двух миллионов гектар. Даже если не упоминать, что сфера деятельности Live Project Incorporated никак не связана с сельским хозяйством, по данным официальных земельных реестров у Михаила нет таких обширных угодий. Очередная загадка! Предложить варианты ответов и сделать ставки, как обычно, можно в блоке «Вопросы LPI».
Александр вернулся в свою комнату в кампусе московского офиса вечером, в начале шестого. Он не сомневался, что успешно прошел аттестацию. Завтра, еще до завершения бюрократической волокиты, он уже будет знакомиться с новыми задачами, возможно, на новом месте.
Привычным движением сняв часы, он на мгновение задержал их в руке. «Собственность, Саша, — это понятие не идеологическое», — вспомнил он строку из письма Ольги и улыбнулся. На днях его список не идеологической не собственности расширится доступами к курьерским службам, автотранспорту и прочим сервисам и базам корпорации. Он получит не только большую свободу передвижения и долю власти над собственной жизнью, но и время.
Саша положил часы на тумбочку и вытянулся на кровати. Заканчивался сложный день, отчеркнувший кусок его прошлого жирной чертой. Ему хотелось как-то отметить этот день, поделиться с кем-то. Он думал о Федоре Ивановиче и Ольге. Скосив взгляд к часам, он посчитал: у Ольги сейчас три часа ночи, у Федора Ивановича четыре дня. Выбор был неочевиден.
— Алло, — сказал сонный голос в ухе, Саша не видел картинки.
— Оленька, здравствуйте, это Александр.
— Саша? — удивилась она, кажется, мгновенно просыпаясь. — Сколько время?
Александр засмеялся. Этот вопрос оказался столь предсказуем, что он с готовностью ответил:
— У вас три часа ночи, простите меня.
— Боже, ничего страшного. Я так рада, что вы позвонили. Что-то случилось?
— Да, я прошел аттестацию и хотел поделиться с вами.
— Считать поводом? — усмехнулась Ольга, и Саша склонил голову: задел таки.
— Вы вправе сердиться.
— И я сержусь, Саша.
— Что же мне сделать, чтобы загладить свою вину? — улыбнулся он.
— Не смейте отвечать на мои письма так сухо и кратко. Иначе в следующий раз, когда вы позвоните мне в три часа ночи, чтобы чем-то поделиться, я не поверю, что это лишь повод для того, чтобы услышать мой голос, и что вы необыкновенно скучаете.
— Вы в этом уверены?
— Теперь — да.
— Тогда почему же вы сердитесь?
Ольга выдохнула усмешку, и Саша улыбнулся в ответ.
— Потому что я испугалась.
Так или иначе, Александр знал в лицо всех сотрудников финансового департамента корпорации в головном офисе. Его возвращение восприняли неоднозначно: кто-то был искренне рад видеть старожилу, кто-то наоборот брызгал ядом живому проекту вслед. Александр привык не обращать на это внимание.
Его новое рабочее место располагалось в секторе через один от прежнего, но он прекрасно понимал, что с безвылазным сидением в офисе покончено.
Было около семи, когда к его ячейке подошла смутно знакомая девушка и попросила внимания.
— Александр, пройдемте со мной, пожалуйста.
Коллеги и сотрудники провожали живой проект удивленными взглядами. Причину этих взглядов Саша понял, когда в лифте девушка коснулась кнопки последнего этажа. Поднявшись, они прошли по коридору, затем Саша прочел вывеску на двери:
