Хотя не только ощущение безопасности не дает мне ни единой возможности забыть о вас, перестать думать хоть на день. Я чувствую себя странно, когда замечаю, что мы до сих пор на «вы». Я не хочу волновать вас строками электронного письма, когда сама нахожусь в тысячах километрах (и даже не знаю, отвечает ли это действительности, потому как я не представляю где вы сейчас). Но не думаю, что для вас станет откровением то, что в мысленных диалогах и не всегда невинных фантазиях мы давно уже на «ты». Это странно, я не понимаю причин столь настойчивого дистанцирования. Я хочу быть ближе. И я хочу близости. Не пытайтесь убедить меня в том, что наши желания не совпадают. В это будет невозможно поверить. Лучше попытайтесь объяснить мне, почему вы не находите возможности приехать на станцию и не позволяете навестить вас. Последнее письмо удивило меня. Я могу приехать, Саша. Что мешает вам сказать мне «да»? Это все так странно, принимая во внимание вашу взаимность. Я просто не понимаю. Объясните мне, Саша. Это не просьба, это требование. Ну, или мольба…
Я хочу сказать вам так много, но не так, лично. Я боюсь не дождаться вас и сойти с ума. Здесь тысячи клонов на одно лицо, здесь каждый день похож на предыдущий, здесь всегда один вид из окна: снег и забор! Только вы скрашиваете мои дни и ночи. И если это откровение было излишним, простите меня. Вы нужны мне. Ваша сила, ваша поддержка и ваша любовь.
Не пропадайте, Сашенька.
Ольга»
Перечитав письмо, Александр закрыл глаза. Ничто и никто не мог поколебать его уверенность в том, что он все делает правильно. Но читая вторую часть этого письма, он думал о встрече, на которой президент предложил ему права и свободу. Предложил остановиться взамен на звание «человек», как выразилась Ольга. На минуту он позволил себе слабость представить, что согласился. И от этого стало еще тяжелее.
Александр испытал глубочайший стыд из-за мимолетной готовности проявить малодушие и отказаться от всего, ради чего дышал последние месяцы: забыть, кто он и что он; принципы, благодаря которым себя же и уважал… забыть и согласиться.
Возможно, минута слабости длилась несколько дольше. Саше стоило огромных усилий, чтобы закрыть письмо Ольги, выбраться из кресла и, упав на кровать, практически мгновенно провалится в тупой болезненный сон.
Даже подумать о том, что завтра станет легче, он не успел.
* * *
Петр читал письмо Ольги практически только зайдя в офис. У него была назначена встреча с Галиной, PR-директором, и женщина вошла в кабинет с неформальной кружкой кофе в руке. Петр кивнул коллеге присесть и вернул взгляд к письму. Стерев все имена, он отправил письмо коллеге.
— Галь, это не относится к работе. Прочти, пожалуйста, и скажи что думаешь.
Галина прочитала текст быстро, профессиональным взглядом отметив какие-то лишь для нее интересные моменты. Подняла взгляд к Петру.
— У этой женщины куча проблем, Петь, но… я понимаю, почему ты спрашиваешь. Сейчас и междометие не каждая самка осилит, а уж письменно выдать подобный текст… это как машина времени, потрясающе…
— Галь, я не о ее эпистолярном стиле спрашиваю, остынь.
— Почему же? «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает». А эту даму воспитали не только ясно мыслить, она не просто твоего круга, она из тех самых мамонтов, что… это… это Ольга.
Петр опустил голову. Потом вовсе поднялся и отошел к окну. Галина не стала поворачиваться.
— Я не скажу Мише, не беспокойся.
— Ты уже сказала.
— Черт… — Галина поднялась, — прости меня. Петь…
— Сам дурак.
Они молчали с минуту.
— … ты все еще хочешь знать, что я думаю?
— Ну, говори уж. Хуже не будет.
— Она не любит мужчину, которому написала это. Ты же это хотел услышать?
— Да. Почему ты в этом уверена?
— Да это не любовное письмо! Это письмо человека, который отчаялся справиться с чем-то сам и ищет помощи и защиты. Она всю жизнь была ограждена, пристроена, если хочешь. Из-за Мишиной спины многого не было видно, а в ее случае — и, слава Богу! Ольга со школы всех бесила своей высокоморальной интеллигентностью, за которой и пряталась. Да, это способ самосохранения, бессознательная защита, но Миша ей просто дал все, что нужно, не озвучивая ее проблем. Наверно, она и сама не понимает, почему не может жить без него.
— Почему ты думаешь, что она не может без него жить?!
— Петь…
— В какой фразе ты это увидела, черт побери? С чего ты это взяла?
— Петь… — она помешкала, но все же сдалась и зачитала: «Я боюсь не дождаться вас и сойти с ума. Здесь тысячи… здесь всегда один вид из окна: снег и забор… Вы нужны мне. Ваша сила, ваша поддержка и ваша любовь».
— Надо вытащить ее оттуда!
— Петь, у вас разные темпераменты, разные карты. Вы вообще слишком разные.
— С кем мы разные?!
Галина кусала губы, глядя на Петра и подбирая слова, которые он совсем не хотел слышать, но требовал произнести. Отчаявшись подобрать достойную аналогию, она опустила взгляд и скривила губы.
— У мальчика было два питомца: кошечка и собачка. Он их очень любил. Одинаково сильно. И они любили его за кров и корм, теплоту и заботу, за безусловную, не от чего не зависящую любовь. Мальчик вырос, и его питомцы выросли вместе с ним. Они не умеют жить без его теплоты и заботы… они могли бы найти себе пропитание и крышу над головой, но ничто и никто не заменит им главное — хозяйскую любовь, их принадлежность прекрасному человеку, делающему их жизнь осмысленной. Ему так легко обеспечить все их потребности, а они ничего не могут дать взамен, кроме…
— Галь, будь ты мужиком…
Резко поднявшись и не глядя на Петра, женщина стремительно покинула кабинет.
— … дура.
* * *
Стук в дверь раздался около восьми. Ольга формировала отчет руководству и не ждала гостей. Повернув голову к двери, она подождала: возможно, показалось. Тут же раздался дверной звонок, отметающий все сомнения.
— Петька? — удивилась она. На лице расползалась подозрительная и радостная полуулыбка. — Что-то случилось? Ты один? Что ты здесь делаешь?
— Привет, — ответная улыбка Петра казалась жалкой, он взглянул вдоль коридора, напоминая, что его еще не впустили.
— Проходи…
— С утренним рейсом полечу обратно, — Петр прошел в центр комнаты и осмотрелся. Квартирки не руководящих сотрудников станции были одинаковыми. Когда на Арктику-1 приезжал Михаил или Петр, кто-то из учредителей или представитель заказчика, они размещались в более презентабельных помещениях. Впрочем, Петр оглядывался не из-за удивления факту проживания подруги в обычной комнате. Замерев у двери, Ольга видела, что друг детства собирается с мыслями и это у него не получается.
