— Здесь была служба безопасности корпорации, — крикнул Глеб Саныч, и Александр вскинул голову. — Вчера приезжали и расспрашивали о тебе. Они были настроены вполне благодушно, Саша. Мне кажется, они не хотели причинить тебе зла.
— Должно быть, это люди Михаила, — предположил живой проект в ответ.
— Кто это?
— Президент корпорации.
— Он что… вы знакомы лично, и он разыскивает тебя не для того, чтобы убить? — Глеб Саныч вышел из своей комнаты.
— Вчера я познакомился с двумя техниками, один из них узнал меня. Они явно собирались принять активное участие в… моей деятельности. Но на тот момент я не мог дать им руководства к действию. Не знаю… не знаю, Глеб Саныч. Они связались с представителями корпорации и сдали меня.
— Сдали? Живые проекты сдали тебя корпорации? — Шурик поднялся в дом, его негодование заставило старика и Александра усмехнуться.
— Думаю, они хотели другой жизни, — размышлял Саша, — а я… я просто разочаровал их. Теперь я это понимаю.
— И что произошло? — спросил старик.
— Приехал Михаил с охраной. Техников повязали. Он, — Александр улыбнулся странной улыбкой, — он даже не оставил охранника, чтобы проследить за мной. Я сбежал.
Возникла пауза.
— Саша, мне отрадно видеть, что ты веришь в то, что твои мотивы выходят за рамки личной выгоды и признания, — медленно проговорил бывший хирург. — Я хотел бы иметь возможность поверить в чистые помыслы, в равенство во всем мире, но я слишком стар для этого.
Александр внимательно и почтительно ждал продолжения.
— Возможно, у тебя и получится сделать больше для себя, живых проектов… и всех нас. Кто знает, — размышлял старик. — Но это будет лишь побочным эффектом твоего стремления к власти.
— Я помню ваши доводы… — кивнул Саша, не имея желания спорить. — Вы по-прежнему согласны работать на зарвавшийся живой проект?
— Да, Саша, — кивнул старик, — если этот живой проект искренне верит, что способен вытянуть себя за волосы из болота, я с удовольствием подсуну утку в дымоход…
Ни Саша, ни Шурик не поняли последней фразы, но промолчали. Через несколько минут бомжи отцепили волокушу, как-то умостились в тракторе, и с ревом направились в направлении станции. Шел день двадцать третьего августа.
* * *
Михаил с раннего утра был в офисе и просил предупредить, когда придет Петр. Людмила известила о том, что его зам подъехал в девять, как президент и ожидал. Дочитывая отчет самого маленького — итальянского офиса о происшествии минувшей ночи, он не опускался до эмоций. Автобус с «живыми проектами: телохранителями» взорвали на дороге от аэропорта. Взрывное устройство было приведено в действие дистанционно в момент, когда вблизи не было участников движения, кои могли оказаться случайными жертвами. Письмо компании-арендатора следовало через одно после этого отчета. Она просила решить вопрос как можно скорее либо возместить убытки. У него, у Михаила просила.
— Найди Роберта, — попросил Михаил секретаря.
Людмила звонила долго, но в итоге Михаил услышал ее голос в приемной, затем в ухе послышался извиняющийся голос коммерческого директора.
— Роб, с какой стати этот Астерикс пишет мне? Вы там окончательно потеряли способность выполнять повседневную работу?
— Ты про Астерио? Я не посылал его к тебе, это его личная инициатива…
— Роб, если ты не проявишь свою личную инициативу, следующий автобус будешь сопровождать лично.
— Сейчас менеджер свяжется с ним, Миш. Извини.
Подхватив пачку сигарет, Михаил вышел из кабинета. Лена, секретарь Петра, как всегда безуспешно попыталась предупредить шефа, что идет большой босс. Михаил вошел стремительно и без стука. Замерев на пороге, с яростью захлопнул дверь. Секретарь услышала лишь первую фразу и испугалась, что ее шефа снова побьют:
— Вы охренели все?
Петр отодвинулся от стола и запрокинул голову.
— Твое настроение не может не радовать, — сказал он, потирая ноздри.
Михаил отвернулся к сертификатам и дипломам, украшавшим стену кабинета.
— Ты, дипломированный наркоман, не хочешь ли немножко поработать? — спросил зло.
— Да, что с тобой? — Петр убрал следы недавней деятельности, неизменно выводящие Михаил из себя, и толкнул пепельницу к краю стола. — Покури, успокойся.
Михаил закурил. Забрав пепельницу с собой к окну, начал наблюдать за въезжающими на стоянку сотрудниками. Когда через минуту на подоконник присел Петр, президент уже спокойно проговорил:
— Я видел Александра. Вчера. Упустил его как отсталый школьник.
Петр молчал.
— У него по лицу словно рота солдат прошлась. Печальное зрелище.
— Миша, печальное зрелище — это президент корпорации, скулящий о своем любимом живом проекте. У нас вон автобус взорвали, что не день, так веселее и веселее. Высоцкий сегодня на очередной конференции лоббирует запрет на основную деятельность…
— И мой зам в девять утра на рабочем месте с коксом в обнимку.
— Это все что ты хотел сказать?! Что ты видел своего любимца, и он от тебя сбежал?
Молча затушив сигарету, Михаил направился к выходу.
— Ты считаешь, тебе одному тяжело?! — воскликнул Петр. — Ты себя мнишь несгибаемым, но я-то нормальный живой человек! Ты не спишь по ночам, выглядишь как бездушная тень своей конторы и хочешь, чтобы я, немножко твой зам, на которого уж никак не меньше взвалено, приезжал на работу после утренней чашечки кофе и был готов разгребать очередные автобусы с трупами живых проектов?
— Петя, тяжело всем, я не спорю. Это твое дело, — он кивнул на стол зама, куда тот убрал наркоту, — я знаю, что ты не можешь без этого. Знаю, что опасности нет, но все равно волнуюсь за тебя. Ты мой друг.
— Так может, ты выпьешь… хоть, блин, чаю со своим единственным другом и спросишь как у него дела? Вместо того чтобы развлекать его утренними новостями о какой-то шлюхе, а потом жаловаться на своего пета?
Михаил перевел взгляд с зама на его стол. Подошел и взял со столешницы «газетку» с накиданной выборкой новостей. Юля, как он и ожидал, была на передовице и выглядела очень печальной, выходя из калитки его особняка.
— Это та девица, что врезалась в меня в день покушения, — пояснил Михаил.
Теперь озверел Петр.
— Мих, — прошипел он, — ты реально думаешь, что мне интересно с кем ты спишь в свободное от избиения неугодных сотрудников время?
— Так ты о работе? Я думал о дружбе…
Петр резко поднялся и отвернулся к окну. Его голос стал неестественно спокойным:
— К десяти подойдет кандидат на место Виктора.
— Я тебя тоже люблю, Петь. Нет повода меня ревновать: в наших отношениях — по моей воле — ничего не изменится.
