Женщина сглотнула, глаза заслезились от жалости, переполнившей ее. Пытаясь взять себя в руки, она продолжила, но уже тихо, еле различимо:
— Ты взял кредит под акции холдинга… один к двум!
Михаил склонил голову, отчего его взгляд всегда становился угрожающим. Он вовсе не собирался производить такое впечатление, глядя на мир исподлобья лишь потому, что где-то рядом был враг.
— Откуда тебе это известно?
Мать замялась.
— Ну?!
— Николай сказал.
Михаил прикрыл глаза и тяжело вздохнул.
— Он знает, кто дал мне в долг?
— Нет, — качнула головой мать, — Лишь имена.
— Понятно. Что ж… я это сделал, мама. Ты не должна была это узнать. Но раз узнала, я ничего не могу изменить.
В полных слез глазах Ларисы Сергеевны не было осуждения. Она понимала, что сама толкнула на это сына, и он никогда бы не пошел на сделку, будь для него приемлем другой выход.
— Извини, мама, у меня действительно куча дел. Я заеду на неделе. Пока.
— Миша…
Михаил отключил связь и посидел с минуту, задумчиво крутя в пальцах зажигалку. Потом достал из сейфа пистолет. Его тяжесть и прохлада заставили мужчину задержать оружие в руке. Затем он отправил его за пояс.
— Михаил Юрьевич, на связи господин Иванов.
Михаил обернулся к столу, раздумывая, ответить сейчас или перенести этот разговор на потом. Он не хотел больше произносить ни слова в своем кабинете. Но Иванов, представляющий «Русь», звонил Михаилу первый раз за не полных пять лет его президентства. Это было странно, и он вернулся на рабочее место.
— Приветствую, Михаил Юрьевич, — поздоровался Иванов, Михаил вежливо кивнул. — Обстоятельства вынуждают меня обращаться к вам лично, что можно было ожидать после события двухнедельной давности. Насколько я понимаю, раз вы стали генеральным директором «Живого проекта», вы взяли на себя и наш сектор работ.
Михаил не любил этот язык. Каждый раз он чувствовал, что его засасывает в трясину, а перед глазами клубится туман, мешающий увидеть спасительную веревку. Он лишь приблизительно понимал, на какой теме растекается словами собеседник, и потребовал ясности:
— Какие обстоятельства, какие события, какой сектор работ?
— Я имею в виду вашу неудачную попытку реорганизовать LPI ради того, чтобы избавиться от господина Крышаева, как учредителя. И удачную попытку смещения его с должности главы «Живого проекта». Вследствие этого господин Крышаев больше не желает заниматься связями с… нами.
— Простите, у меня мало времени. Какова цель вашего звонка? Конкретно.
— Конкретно, настало время платить по счетам. Если мы не…
Он замолчал.
— Вы не… что?
— Вы же помните, что просили позаботиться о том, чтобы рассмотрение вопроса прав живых проектов было заморожено?
Михаил понял, что от него добивается собеседник и брезгливо поморщился.
— Что сказал Крышаев?
— Не понял?
— Что сказал Крышаев? — повторил Михаил глухо. — Чем мотивировал свой отказ заниматься вашим… сектором?
— Эмм… — Иванов замешкался, — вам дословно?
— Будьте так любезны.
Возникла пауза, Иванов зачитал:
— «Если этот молокосос считает, что больше не нуждается во мне, пусть сам со всем разбирается. Спрашивайте у него». После моего вопроса о средствах: «Я сказал, все вопросы к сыну Королева! Я теперь просто акционер, Стас. С меня взятки гладки! Ему нужны ваши услуги, пусть сам за них и платит!» — возникла пауза. — Вот так вот… если дословно.
— Ваши услуги оплачиваются из ваших повышенных дивидендов, насколько я знаю, — проговорил Михаил, подавив приступ глухой ярости, на которую, казалось, в нем уже не могло быть сил.
— Этого слишком мало.
— Но такова была ваша договоренность с отцом!
— Цены растут, Михаил Юрьевич…
— Прибыль тоже!
— Только не в этом году, — Иванов покачал головой так, словно объяснял ребенку что-то очень простое, но тот все никак не понимал.
Михаил поднялся и закурил у окна.
— Сколько вам нужно? — спросил, кинув взгляд через плечо.
Иванов нажал несколько клавиш, Михаил снова обернулся и чуть не подавился дымом, увидев цифру рядом с торсом собеседника.
— Вы в своем уме?
— Профессор Высоцкий делает ставки, вы либо отвечаете, либо нет.
— Высоцкий сунулся в политику? — Михаил думал, что этот вопрос прозвучит насмешливым возгласом, а получилось устало и безразлично.
— Да, Михаил Юрьевич, похоже, ваш профессор… — он не договорил, как недоговаривает человек, на полуслове понимающий, что его мнение не имеет значения и сотрясать воздух — лишь ненужная трата сил. Михаил же думал о том, что у него нет таких денег. У него вообще нет денег!
Миша решил позвонить на шестнадцатый и вернулся на свое место. Когда он сел, в памяти всплыли слова, значение которых в эту минуту приобрело реальный смысл: «Если ты попытаешься купить голос России, я куплю весь остальной мир, и мы задавим тебя».
— Я не располагаю необходимыми средствами, — вынес он себе приговор.
— Вы… понимаете, что это значит? — теперь Иванов поперхнулся воздухом. — Что это значит для «Живого проекта», ответ за который вы теперь держите в полной мере официально?
— Вполне.
— Но… если вы не заплатите…
— Я не заплачу. Прощайте.
— Ми…
Михаил разорвал связь.
— Пойдемте со мной, — сказал он секретарю, выйдя в приемную.
Людмила поднялась, не подавая вида, что удивлена.
Они молча спустились в гараж, где к ним присоединилась личная охрана Михаила: Макс, проработавший с президентом все время его нахождения на посту, живой проект и еще двое сотрудников СБ.
Они ехали в область. Людмила с беспокойством смотрела в окно, на жилые поселки, в одном из которых находился ее коттедж — специальный подарок корпорации за двадцать лет выслуги. Потом началась свежая лесополоса — маленькая победа зеленых, случившаяся около пяти лет назад. Вскоре они остановились.
— Выходите, — сказал Михаил.
Во взгляде Людмилы мелькнул страх и неуверенность. Она открыла дверь и развернулась, чтобы вылезти, но замерла, глядя на свои шпильки.
— Да, туфли лучше снять, — согласился Михаил холодно.
Секретарь подняла взгляд на президента, и он в очередной раз восхитился спокойствием и живой, неподдельной красотой этой женщины. Опустив взгляд, она сняла обувь и вышла из машины.
