Что его богатство – любовь и семья.
«Все, что говорит этот парень, так эффектно», – подумал Паркер, подъехав к жилищу Шейна. Он с облегчением выдохнул, когда увидел, что «кадиллака» Руби нигде не видно. Ее машина была реликвией, передаваемой из поколения в поколение, она перешла от ее деда к ее отцу. Паркеру всегда казалось странным, что отец Руби сбежал из города, не взяв с собой автомобиль, но, с другой стороны, иначе копы могли бы его выследить. Во всяком случае, отец Руби исчез, а машина осталась, и Паркер взялся собирать осколки ее разбитого сердца.
Он заслужил преданность Руби.
Он бесшумно обошел трейлер кругом и остановился у первого окна. Он понял, что это окно Шейна, еще до того, как увидел его внутри. Еще до того, как увидел девочку. Он узнал одежду, разбросанную по комнате, измятые рубашки и жалкие джинсы, которые Паркер изучал с тех пор, как все девочки в школе Фоллен Оукс потеряли голову из-за этого парня. Да, чем больше Паркер об этом думал, тем больше в нем росла уверенность, что Шейн ими наверняка манипулирует.
Он перевел взгляд влево, на кровать. Увидел ноги Шейна, увидел одно бледное колено, выглядывающее из дыры в джинсах. По крайней мере, он одет. Да, эта мысль приобрела большое значение, когда левее Паркер увидел длинные ноги, покрытые веснушками. Ноги он узнал. Он провел много часов, гладя пальцами эти ноги и стараясь уговорить Руби отдаться ему. Он запомнил ее веснушки, как созвездия. Он покрывал поцелуями ее ноги до самых бедер, пока она не начинала задыхаться от хохота.
Теперь за тонкой оконной рамой, Паркер увидел, что она не смеется. Она смотрела на Шейна так, будто он был чертовой луной. А Шейн, этот скользкий молокосос, наклонился к ней, заправляя прядку волос ей за ухо. Паркеру хотелось стукнуть кулаком по окну. Ему хотелось разбить стекло и молотить по лицу Шейна, пока оно не станет похожим на настоящую луну.
Но этого делать нельзя. Если он ворвется в эту спальню, пылая от гнева, Руби может счесть Шейна жертвой. Ему необходимо увести ее у этого мерзавца так, чтобы она не поняла, что он в этом замешан.
Это означало, что ему необходимо подкрепление.
Паркер вернулся к своей машине. Но вместо того, чтобы выехать на дорогу, он достал из кармана телефон. Вызвал справочную. Попросил соединить его с квартирой Валентайнов.
А потом стал ждать.
Ему пришлось подождать, пока прозвучит несколько гудков, но вскоре ему ответил сонный голос женщины. Миссис Валентайн. После исчезновения мужа мать Руби мучил страх, что ее дочерей похитят среди ночи. Теперь Паркер хотел использовать этот страх к собственной выгоде. Он уведет свою девочку от Шейна Феррика и вернет ее в собственную постель.
– Алло? – прошептала мать Руби. – Кто это? Джеймс?
Паркер заговорил, изо всех сил подражая голосу из фильма ужасов. Можно ведь ему заодно повеселиться, раз уж ночь пошла ко всем чертям.
– Ваша дочь в опасности, – предостерег он мать Руби тихим, хриплым голосом. – Завтра к этому моменту она умрет.
Миссис Валентайн издала странный горловой звук. Тихое, сдавленное рыдание. Паркеру стало не по себе. Но он не мог сказать ей, что шутит, не разоблачив себя, поэтому дал отбой и завел двигатель. Когда Паркер вернулся на дорогу, его сердцебиение немного успокоилось. Он уже знал, как будут развиваться события. Мать Руби ворвется в комнату дочери и обнаружит пустую кровать. Потом она позвонит дочери, один, два раза, двадцать пять раз. Руби, в конце концов, ответит, как бы Шейн ни уговаривал ее этого не делать, а потом она поедет домой и найдет рыдающую мать на ступеньках крыльца.
Больше она не сможет тайком удирать из дома.
16
Отравленное яблоко
Руби Валентайн была близка к нервному срыву. Джунипер это видела, хотя не отрывала глаз от Гэвина. Он лежал на черном бархатном диване, как четырехлетний мальчик после празднования своего дня рождения: руки и ноги разбросаны в стороны, темные волосы закрывают лицо, грудь ритмично поднимается и опускается.
Он выглядел безмятежно спокойным.
Руби, наоборот, казалось, была в ужасе. Пошатываясь, она подошла к окну и раздвинула шторы, словно готовилась к побегу. K сожалению, она не могла сбежать. Стальные решетки на окнах держали их в доме.
– Он запер нас в ловушке.
– Кто, Паркер? – спросила Джунипер, ее сердце глухо забилось при виде этих решеток.
Руби покачала головой. Она смотрела на окно, будто ожидала, что сейчас сквозь решетку проскользнет призрак. Призрак с темными волосами и потрясающе синими глазами. С длинными, бледными пальцами. С обманчивой улыбкой.
– Шейна Феррика здесь нет, – сказала ей Джунипер. – Не может быть.
Руби резко обернулась, и ее волосы рассыпались по плечам подобно струйкам в красном море. Она покрасила их несколько месяцев назад, но Джунипер так и не смогла до конца к ним привыкнуть. Девочки росли вместе, и она привыкла к рыжим косам Руби. Однажды она заплела волосы Руби в сотню крошечных косичек, а когда их расплели, Руби стала похожа на русалку.
Сейчас она была похожа на привидение, а ее волосы напоминали кровь на кончике пальца. Пятно на платье цвета слоновой кости. «Как пряжа из рубинов», – заявила Руби три месяца назад в школьном женском туалете. Джунипер как раз выходила из кабинки, когда увидела Руби, стоящую перед зеркалом.
Затем молчание. Всегда молчание с Руби, с тех пор как все рухнуло и они уже не могли смотреть друг другу в глаза. Однако в тот день что-то изменилось. Руби прыгала с ноги на ногу и широко улыбалась своему отражению.
– Этот цвет мне идет, как ты считаешь? Волосы похожи на пряжу из рубинов.
Джунипер лишь пристально смотрела на нее. Ей совсем не хотелось начинать ссору, но ей ужасно не нравилось то, как выглядит бледная Руби с кроваво-красными волосами. Как мерзко. И чтобы не промолчать, она сказала самое приятное, что сумела придумать:
– Ты с ними выглядишь не такой невинной.
Руби рассмеялась. Почти всю жизнь у нее были розовые щеки и россыпь веснушек на переносице. Она была вкусненькой, как яблочный пирог, так шептались мальчики, а потом изображали, как будут пробовать ее на вкус. Они просовывали языки между пальцами, когда Руби проходила мимо по коридору.
Но после похорон Шейна Руби проводила так много времени в доме, что ее веснушки побледнели. С лица сбежали все краски. С этими ярко-красными волосами она выглядела не столько вкусненькой, а сколько отравленной.
Теперь Джунипер гадала, не в этом ли все дело. «Вкусная, как яблочный пай», Руби всегда была любимым лакомством для мальчиков, но что-то всегда, всегда, шло не так. Но если бы этот яблочный пай выглядел отравленным, им больше не захотелось бы его попробовать. Они бы оставили ее в покое, и никто бы не пострадал.
Никто бы не погиб.
– Мы ходили на его похороны, – сказала Джунипер, отрывая взгляд от решеток на окне. – Мы смотрели, как его опускают в землю, и бросали лепестки роз…
