– На закрытый гроб, – пробормотала Руби, опускаясь на диван напротив Гэвина. Казалось, она с трудом держится на ногах, как новорожденный с трудом держит собственную головку. И Джунипер подумала – и на нее накатила новая волна ненависти к себе самой, – что будет поддерживать голову Руби, если до этого дойдет.
Она была готова отдать Руби свою кровь. Свое дыхание. А пока она встала на колени перед диваном и взяла затянутые в перчатки руки Руби.
– Это не Шейн делает. Подумай об этом, Руби. Если он не умер, зачем запирать нас в доме и мучить?
– Мы не заперты в доме.
– Ты права. Дверь черного хода открыта. – Она старалась поймать взгляд Руби, но глаза Руби напоминали беспокойных бабочек, они ни на чем не могли остановиться. – Мы не должны сидеть в этой комнате и ждать, пока за нами кто-то придет. Мы должны выйти отсюда и уехать.
– Мы не можем. Машина – это последнее место, куда мы должны…
– Никто не заставлял Шейна садиться в ту машину! Никто не может винить нас в том, что с ним случилось. Он решил сесть за руль…
– Ты видела, как он уходил с вечеринки? Видела, как он взял ключи из кармана Паркера? – Руби, наконец, смотрела ей в глаза, но ее взгляд внушал тревогу. Такого напряженного взгляда Джунипер никогда у нее не видела. Руби отчаянно стремилась понять, что произошло в ночь той вечеринки.
Но Джунипер не знала ответов на ее вопросы.
– Я ушла раньше Шейна, – призналась она, посмотрев на слова, написанные на коже Гэвина. – Я не видела, что делал Гэвин, я только слышала о том, что сделал потом Брет.
– А как насчет тебя? – спросила Руби. Она произнесла это так мягко, что Джунипер почти решила, что можно сказать правду. Признаться. Стереть все с грифельной доски. Но она все еще цеплялась за иллюзию, что они могут заново разжечь огонь прежней дружбы, а эта капля правды окончательно погасит тот огонь.
Навсегда.
И поэтому она сказала полуправду. То, что говорила себе снова и снова после вечеринки.
– Я никогда не пыталась ему навредить, – ответила она, продолжая смотреть в глаза Руби. Продолжая держать ее за руки, как ни удивительно. – Он подошел и сел рядом со мной, и мы вместе выпили пива.
– Шейн сидел с тобой? – спросила Руби. Она произнесла это тихо, будто ласкала его имя своими губами. Джунипер не понимала. Насколько она знала, Шейн поступил с Руби ужасно, но если бы это было правдой, она не произносила бы так его имя.
Она бы плевала на его могилу.
– Ладно, скажи мне честно, – попросила Джунипер, бросая взгляд на ревущий огонь в камине. – Ты остаешься здесь… Ты прячешься в этой комнате не потому, что хочешь его увидеть. Правильно?
Руби опустила глаза.
– Если бы я могла попросить прощения…
– Ты серьезно? – Жар разлился в груди Джунипер. – После того, что он с тобой сделал?
– А что он сделал, по-твоему?
– Я не знаю, честно. Знаю только то, что видела в школе. Только что ты кормила его во дворе школы, а в следующую минуту на мой почтовый ящик прислали это видео, где ты… Ну, мне не нужно напоминать тебе, что там было.
– Нет. Не нужно, – ответила Руби, теперь ее голос стал холодным. Джунипер так и представила себе свисающие с ее сердца сосульки. Наверное, так и бывает, когда все, кого ты любила, ополчились против тебя, или бросили тебя, или еще хуже. Наверное, приходится покрыть все теплые, кровоточащие части самой себя инеем.
Чтобы выжить.
Руби умела выживать. Это всегда было правдой. Отчасти именно это и привлекло к ней Джунипер прежде всего. Когда Руби падала на детской площадке, она не плакала. Когда ее отец кричал на нее, она даже не вздрагивала. А когда Шейн Феррик унизил ее перед всей школой, она не захотела отомстить.
Конечно, ей не пришлось мстить. Другие сделали это за нее. Паркер вместе со своим верным приспешником, Бретом. Гэвин, очевидно. И Джунипер тоже. Теперь они здесь. Пять маленьких участников опасной игры, пытающиеся спасти свои жизни. А Руби хотела остаться, чтобы извиниться перед мальчиком, который ее унизил?
– Ты должна его ненавидеть, – резко бросила Джунипер, вскакивая. Ей стало холодно, когда она отпустила руки Руби. – Он пробрался в твою комнату. Он забрался в твою постель, а потом…
– Он не забирался.
Сердце Джунипер отправилось на каникулы. Всю ночь оно колотилось внутри нее, а теперь… замолчало. Всегда молчало при Руби. Всегда было страдание и сожаление, потому что Руби не простила бы, и она бы не забыла. Но она смогла простить Шейна и могла его защищать.
Руби медленно встала. При свете мерцающего пламени ее волосы вспыхивали ярче маков, потом становились темнее, чем кровь.
– Он не пробирался ко мне в комнату и не забирался в мою постель. Это я забралась в его постель.
17
Ветер пустыни
Руби чувствовала себя одержимой. Свои длинные красные волосы она уложила в узел на макушке и заправила под вязаную шапочку. На ней были черные брюки для занятий йогой и такая же черная толстовка. Не слишком подходящий костюм, чтобы соблазнить парня, но, с другой стороны, она всегда могла его снять.
И ей необходимо было стать незаметной.
Она стояла у трейлера Ферриков, в дальнем левом углу парковки, и спрашивала себя, что она делает здесь в субботний вечер. Паркер убил бы ее за это. Потом он бы убил Шейна и, вероятно, Брианну, просто так, потому что он придурок.
Таким Паркер был парнем. Руби понимала это в ту ночь, хоть и не подозревала об этом, когда они начали встречаться. Паркер был собственником, и, хотя он никогда не обижал ее, он буквально проник во все аспекты ее жизни. Она ощущала его присутствие, даже оставаясь одна.
Руби постучала в окно Шейна. Она разговаривала с ним всего несколько раз после того скандально известного медленного танца в коридоре, но между ними проскакивали искры, и им не нужны были слова. Этот огонь вспыхнул, когда он посмотрел в ее глаза в день бури, и Руби с тех самых пор горела ярким пламенем.
Шейн открыл окно.
Она тихо взобралась на его измятые простыни.
– Мне нужно было тебя увидеть, – сказала она, стягивая с головы вязаную шапочку. Волосы рассыпались и окутали ее, и она в смущении запустила в них пальцы.
Сидящий напротив Шейн улыбнулся. Господи, он был красив. Дугообразная прядка волос упала на его левый глаз, напоминая черный полумесяц на сапфировом небе. Напоминая о чем-то таком, чего нельзя даже увидеть на этой планете, но что имело смысл где-то в другом месте. Это был Шейн, инопланетянин и житель Земли одновременно.
«Посмотрите на него, так небрежно вытянувшегося на своей кровати, – подумала Руби. – Он даже не нервничает из-за того, что я здесь». Никто не обращался с ней так. Никто, с тех пор, как она начала встречаться с Паркером. Не успев сдержаться, она спросила:
