— Ну что ж, думаю, ты быстро поставишь его на место. Все мужчины, которые встречались на твоем пути, в конце концов становились твоими покорными рабами, я уверен, что и Хейл не окажется исключением.
— Хотелось бы верить, — сказала Лоринда. Однако она не слишком надеялась, что ей удастся покорить Дурстана Хейла. Он казался совершенно невосприимчивым к ее чарам, и, кроме того, в нем чувствовалась непреклонность, какую она еще ни разу не замечала ни в одном мужчине.
И все же она попыталась убедить себя, что ее тревога совершенно напрасна. Еще ни один из блестящих кавалеров и светских щеголей, домогавшихся ее внимания в Лондоне, не смог подчинить ее себе. Может быть, потому, что она выказывала им равнодушие, всегда оставалась для них недосягаемой, и они рано или поздно оказывались у ее ног, признательные ей за малейшую милость и охотно исполнявшие малейшую ее прихоть.
Лоринда взглянула на отца и улыбнулась:
— Не беспокойся за меня, папа. Я прекрасно со всем справлюсь.
— Надеюсь, что так, — искренне произнес граф и добавил: — Если даже случится самое худшее, ты всегда сможешь скрыться. Я напишу тебе из Ирландии и непременно расскажу, как мне там живется. Вероятно, в конце концов мы снова будем вместе.
Лоринда знала, что отец говорит неправду, однако воздержалась от замечаний.
— Я никогда не забуду об этом, папа. — Она поцеловала отца в щеку.
На мгновение он прижал ее к своей груди, затем отстранился и окинул взглядом спальню.
— Во всяком случае, тебе не придется беспокоиться о хлебе насущном!
— Так же, как и тебе! — подхватила Лоринда. — Но будь осторожен, папа. В следующий раз, когда тобой овладеет азарт игрока, рядом может не оказаться состоятельного набоба из Индии, готового поставить на кон!
Выражение из лексикона игроков рассмешило отца. Когда он вышел из комнаты, Лоринда неожиданно почувствовала себя безмерно одинокой.
Девушка пыталась убедить себя, что все дело в огромных размерах дома, но в то же время понимала, что у нее только одна причина для тревоги: теперь она в полном смысле слова осталась наедине со своим мужем.
Веселое пиршество арендаторов в огромном амбаре достигло своего апогея, и шум там стоял просто невообразимый. Когда Лоринда с мужем прибыли к месту празднества, большие бочки с элем и корнуоллским сидром, который особенно ударял в голову, вот уже несколько часов опустошались одна за другой.
Все собравшиеся поднялись с мест, даже те, что нетвердо держались на ногах, и приветствовали новобрачных радостными возгласами, а распорядитель проводил их к двум креслам в дальнем конце помещения, напоминавшим троны.
Наиболее уважаемые фермеры обратились к ним со словами поздравления, после чего Дурстан Хейл заговорил снова.
На этот раз его ответная речь оказалась даже более забавной, так что аудитория прямо-таки покатывалась со смеху. А в заключение по случаю своего бракосочетания он пообещал им освобождение на шесть месяцев от арендной платы. Это известие было воспринято, пожалуй, с еще большим восторгом: в ответ раздались бурные аплодисменты.
Пока они обходили помещение, обмениваясь рукопожатиями с гостями, Лоринда пришла к выводу, что Дурстан Хейл не только хозяин поместья, но и главное лицо в этом маленьком мирке, а у нее самой, в сущности, ничтожная роль.
Однако женщины от души желали счастья Ло-ринде, а некоторые застенчиво протягивали ей веточки белого вереска и маленькие раковины, которые, как вспомнила она не без смущения, считались талисманами, дарующими молодоженам плодовитость.
Потом они все вместе вышли в сад полюбоваться фейерверком. Ракеты стремительно взлетали в потемневшее небо, и целый град золотистых и серебряных искр обрушивался на затененные кустарники.
К концу вечера Лоринда заметно устала, и когда наконец Дурстан Хейл сказал, что они могут вернуться в дом, она с радостью удалилась в большую гостиную, которую до сих пор еще ни разу не видела.
Комната оказалась чудесной, однако Лоринда была слишком утомлена, чтобы оценить по достоинству мебель и картины на стенах. Часы показывали половину десятого. По лондонским меркам было еще не слишком поздно, но у нее с самого полудня не выдалось ни одной свободной минуты, чтобы передохнуть.
— Не желаете чего-нибудь выпить? — предложил Дурстан Хейл.
— Нет, спасибо.
— Позвольте заметить, что вы с честью выдержали то, что должно было стать для вас суровым испытанием.
Его комплимент немало удивил Лоринду.
Весь день она была во власти неприятного ощущения, что он осуждает все, что бы она ни говорила и ни делала.
— Завтра я покажу вам свадебные подарки, — продолжал он. — Я счел излишним выставлять их в холле — они заняли бы все помещение, — и мой секретарь перенес все в одну из гостиных.
— Надо полагать, ни один не предназначен лично для меня?
Он ничего не ответил, и она спросила:
— Вы поместили объявление о нашей свадьбе в «Газетт»?
— Нет.
Лоринда удивленно вскинула брови:
— Но почему?
— Мне казалось, люди сочтут странным то обстоятельство, что вы вышли замуж, едва успев покинуть Лондон. Есть лишь одна видимая причина, чтобы поспешить со свадьбой.
— Вы имеете в виду ваше состояние?
— Вот именно!
— Разумеется, было бы затруднительно объяснять всем и каждому, что вам нужна жена с титулом и землями, непосредственно граничащими с вашими, и это настоящая причина спешки.
К ее огорчению, муж никак не отреагировал на ее колкость.
— Пожалуй, вам лучше удалиться к себе, — заметил он.
Она поднялась с места, невольно почувствовав раздражение от того, что он предложил это первым.
— Я действительно очень устала, — промолвила она, — и это неудивительно — ведь пришлось пожимать руки стольким людям.
Они вместе дошли до нижней ступеньки лестницы, где уже стоял наготове лакей.
Лоринда хотела пожелать Дурстану Хейлу спокойной ночи таким тоном, чтобы ясно дать ему понять: она не ожидает увидеть его снова до завтрашнего утра. Однако она опасалась, что это может побудить его к противодействию, которого она надеялась избежать, и потому медленно поднялась по лестнице, даже не посмотрев в его сторону.
Ее распирало любопытство, не следит ли он за ней, но она не обернулась.
Оказавшись у себя в спальне, где ее ждали горничные, она почувствовала необъяснимое сердцебиение.
Лишь когда ее наконец оставили одну, девушка призналась себе, что она просто была напутана. Сама мысль, что Дурстан Хейл может к ней прикоснуться, а тем более предъявить свои супружеские права, внушала ей ни с чем не сравнимый ужас. Он был ей настолько неприятен, что, казалось, одно его прикосновение принесет ей больше страданий, чем все муки ада, которые столь красочно живописал викарий в своих проповедях.
