Лоринда ничего не ответила, но, бросив взгляд в открытую дверь, увидела, что лошади готовы.
— Однако я не хочу, чтобы вы лишались прогулки, — продолжал Дурстан Хейл. — Вас будет сопровождать грум.
— В этом нет необходимости, — возразила Ло-ринда. — Я бы предпочла отправиться на прогулку без сопровождающих.
— С вами поедет грум! — отрезал он.
Она подняла на него сверкавшие гневом глаза.
— Я уже сказала вам, что не желаю этого. Я всегда езжу верхом одна.
Он проследовал через зал и открыл дверь, ведущую в гостиную.
— Не могли бы вы зайти сюда на минуту? Лоринда повиновалась, не представляя, что он собирается ей сказать. Дурстан Хейл закрыл за собой дверь.
— Позвольте мне высказаться совершенно определенно, Лоринда, — произнес он тоном, не допускавшим возражений. — Приличия и здравый смысл требуют, чтобы даму во время верховой прогулки сопровождал грум, и я хочу, чтобы моя жена не забывала ни о том, ни о другом.
— Что за нелепость! — парировала Лоринда. — Кто меня увидит?
— Это не имеет значения.
— Я не хочу, чтобы за мной следовал какой-то там слуга, который сразу же станет доносить вам сплетни, стоит мне допустить хотя бы самое ничтожное отклонение от принятых в обществе условностей!
— Я отдам приказ груму поехать вместе с вами и не намерен больше обсуждать этот вопрос!
Дурстан Хейл открыл дверь и снова вышел в холл. Лоринда услышала, как он распорядился отвести Акбара обратно в конюшню, после чего груму было велено немедленно вернуться верхом на другой лошади.
Она стояла, прислушиваясь и прикусив нижнюю губу.
Ее приводило в бешенство, что ее собственные желания столь высокомерно проигнорировали. Девушка была возмущена, что к ней в качестве сопровождающего приставили слугу.
Лоринда всегда ездила верхом одна, даже в детстве, и в Лондоне никогда не брала с собой грума, когда отправлялась на прогулку в Гайд-парк. Разумеется, как только она появлялась, вокруг нее собиралась толпа обожателей, и при въезде на Роттенроу ее сопровождала целая кавалькада. Как только они добирались до менее фешенебельной части парка, Лоринда всегда пускала свою лошадь в галоп. Иногда она в полном одиночестве заезжала еще дальше — до Хэмпстед-Хиса или даже до полей, простиравшихся за Челси.
Но теперь ей навязывали спутника, няньку, словно она была ребенком или одной из тех изнеженных светских дам, которые, по ее презрительному замечанию, умели ездить разве что на деревянной лошадке. Это был удар по ее гордыне.
Но вполне могло случиться, что, если она будет спорить, муж вообще запретит какие бы то ни было прогулки, поэтому она стала ждать появления грума, нетерпеливо постукивая ногой.
Тем временем фаэтон, вызвавший у нее немалое восхищение в тот день, когда Дурстан Хейл впервые явился к ее отцу с визитом, подъехал к парадной двери.
Если муж и помнил о том, что она стоит в гостиной, то не подал вида. Он просто ступил на подножку фаэтона, потом, усевшись на козлы, взял в руки вожжи и отъехал от крыльца. Лоринда пересекла холл, чтобы проследить за ним взглядом. Без сомнения, он чрезвычайно ловко правил экипажем, в широкой линии его плеч и надвинутом слегка набекрень цилиндре чувствовалось изящество и вместе с тем недюжинная энергия.
«Он просто кажется таким, — подумала она, — но в душе он настоящий стародум и ретроград, отставший от жизни, к тому же еще прикидывается святошей, словно какой-нибудь церковный служка!»
Ее ненависть к нему вспыхнула с новой силой, когда экипаж исчез в клубах пыли.
Наконец она увидела грума, спешившего к ней со стороны конюшни верхом на резвой чалой лошади, править которой ему стоило немалого труда.
С помощью грума она влезла на Айше, перекинула ногу через переднюю луку дамского седла и направилась прочь со двора замка; грум ехал за ней на почтительном расстоянии.
В ее уме постепенно складывался план, каким образом обвести мужа, нарушив его требования.
Лоринда намеренно выбрала северное направление. Вскоре они миновали парк и деревню и оказались посреди невозделанного поля, поросшего густой травой и цветами. Здесь она пустила Айше галопом, управляя лошадью с искусством, некогда снискавшим ей славу превосходной наездницы.
Чалая кобыла, на которой ехал грум, была свежей, и по крайней мере на протяжении мили ему удавалось держаться за спиной Лоринды. Затем, обернувшись через плечо, она заметила, что стала его опережать.
Девушка прекрасно понимала, что, хотя чалая кобыла превосходное животное, она не обладает силой и выносливостью Айше, да и грум едва ли мог сравняться с самой Лориндой в мастерстве наездника.
Она снова и снова подгоняла лошадь, но, оборачиваясь, видела позади себя грума: значит, тот решил любой ценой не упускать ее из вида. В эту минуту грум стал для нее олицетворением всего, что так раздражало ее в Дурстане Хейле, — его вечных придирок к ней, его стремления во что бы то ни стало сохранить видимость респектабельности и особенно того, что он упорно отказывался видеть в ней привлекательную женщину. Спастись бегством от грума, находившегося здесь по его распоряжению, означало бы отомстить человеку, которого она ненавидит, своим вызывающим поступком она могла бы дать ему понять, что он напрасно пытается сделать из нее рабыню.
Тут Лоринда в первый раз ударила Айше хлыстом и вонзила в ее бока шпоры. Кобыла, которую до сих пор никогда не подгоняли таким способом, тут же устремилась вперед. Плотно сжав губы, с горящими гневом глазами, Лоринда снова и снова пришпоривала лошадь.
Ею двигала слепая ярость, своего рода месть за все, что ей пришлось вынести от собственного мужа с момента их первой встречи.
Лоринда взяла длинный гибкий хлыст и принялась изо всех сил стегать Айше, от чего лошадь понеслась галопом, а она снова и снова то ударяла ее хлыстом, то пускала в ход шпоры.
В ее действиях не было ничего осмысленного, они были следствием душевного потрясения, охватившего все ее существо. Она понимала, что ведет себя жестоко, однако власть над любимицей ее мужа, Айше, пока та мчалась вперед, оставляя грума далеко позади, приносила Лоринде странное ощущение какого-то злобного торжества.
Ей казалось, будто это сам Дурстан преследует ее, пытаясь догнать и схватить, чтобы она не смогла ускользнуть из расставленной им ловушки.
Она снова и снова вонзала острые шпоры в бока Айше и при помощи хлыста побуждала лошадь все быстрее мчаться вперед. Только скорость могла помочь ей скрыться от ненавистного человека.
Должно быть, они проскакали так галопом много миль, когда внезапно нога кобылы попала в кроличью нору.
Лошадь пошатнулась, упала на колени, и Лоринда перелетела через ее голову.
Почва здесь оказалась не слишком твердой, и, хотя падение причинило девушке боль, она не потеряла сознание, а только была оглушена.
