— Он уже предлагал, — ответила я. — Хотел поднять меня на уровень Мют. А я сказала, что ни в коем случае, потому что тогда мне придется видеться с вами каждый день. А мне этого не хочется.
Ульрих рассмеялся так, словно мне удалась особенно удачная шутка. У него лопнула нижняя губа, выступила кровь. Я поежилась.
Вскоре мы свернули с шоссе, и проселочная дорога понесла нас среди деревьев. Было в них нечто пугающее, что напомнило мне лес за Тихими холмами. Солнце уходило за растрепанные вершины, и мне слышался тоскливый скрип, словно деревья пытались склониться над дорогой и рассмотреть машины.
О чем, интересно, говорит Виланд с Готтлибом?
Мелькнул большой щит с надписью «Федеральный заповедник Кавентона. Проезд строго запрещен. Охраняемая зона». Чуть поодаль я заметила раскрытые ворота, которые почти улеглись на землю. Ульрих поймал направление моего взгляда и произнес:
— Тут другая охрана.
— Я так и поняла, — ответила я. Научный центр «Имаго» явно прикрыли так же, как и Виланд — свой домик в лесу. Какой-нибудь грибник будет ходить рядом с корзинкой и ничего не увидит. Впрочем, обстановка тут была такая, что местные пойдут за грибами куда угодно, только не сюда.
Ощущение взгляда на затылке становилось все сильнее.
— Ты поняла? — гнусаво произнес Ульрих, с кривой гримасой ощупывая нос. — Не соглашайся на предложения Готтлиба. Ни на какие предложения. Я понимаю, что ты пыталась найти выход из ситуации и вытянуть этого дуболома, — он болезненно скривился. — Но знаешь, ты нашла вход в проблему. Вот и все.
— Почему я должна тебе верить? — поинтересовалась я. Водитель и Хаммон все больше напоминали послушных кукол. Им приказали вести нас и не произносить ни слова — они везли и молчали. Но где-то в грязном подвале их подсознания вопили от ужаса скорченные голые фигурки.
В лесу темнело. Я почти слышала их крик.
— Потому что у тебя нет другого выхода. Виланд разменяет тебя сразу же, как только будет возможность, — сухо ответил Ульрих. Я заметила, что его лицо стало меняться. Постепенно уходила одутловатость, кожа бледнела, красные и черные следы кровоподтеков утекали, словно их стирали ластиком. Зато Хаммон обмяк в пассажирском кресле, и его голова безжизненно свесилась к плечу.
— Ты подпитался от него? — спросила я. Ульрих кивнул.
— Не от тебя же. На самом деле это просто. Хочешь, научу?
Я поморщилась. Мне противна была сама идея забирать силы у другого человека. Возможно, в этом я и отличалась от инквизиторов. Они считали, что цель оправдывает средства.
Я с ними не соглашалась.
— Виланд изменился за эти дни, — сказала я. Вспомнила, как мы лежали на кровати в комнате в доме Луки, вспомнила, как Виланд поцеловал меня в подвале — и решила не уточнять, в чем именно были перемены. Ульриху лучше по-прежнему видеть Выродка Арна, который едва не размозжил его голову об стену. Это дает нам надежду на то, что мы сможем развернуть ситуацию в свою пользу.
Ульрих усмехнулся.
— Да, возможно, — ответил он. — Красивая и умная женщина всегда меняет человека к лучшему. Особенно если ради нее пожертвовали и карьерой, и будущим… да всем, в общем-то. Но скажи, Инга, я тебя когда-нибудь обманывал? За те годы, что мы друг друга знаем, я хоть раз соврал тебе?
Я неопределенно пожала плечами — тем жестом, который подразумевает, что собеседник сам ответит на свой вопрос.
Да и вообще, какая честность может быть у инквизитора в отношении ведьмы?
— Ты манипулировал мной, — все-таки сказала я. — Ты использовал меня все это время.
Ульрих запустил руку в карман, негнущимися пальцами выцепил смартфон и пробежался по экрану. Машины свернули в сторону и быстро двинулись по идеально заасфальтированной стреле дороги.
Мы почти приехали.
— Вот, посмотри, — сказал он и протянул мне смартфон. — Вот что с тобой было бы, если бы я, как ты говоришь, тобой манипулировал.
Некоторое время я всматривалась в фотографию и не могла понять, что, собственно, вижу. А потом в сплетении огненных вихрей я различила простертые к небу руки и бледные женские лица.
Откуда-то из наступающих сумерек послышался гортанный вскрик шаманского бубна. Потом я услышала монотонные голоса, взывающие к земле и небу — они заклинали те силы, которые правили нашим миром задолго до появления людей. Во мне что-то задрожало и потекло туда, где огненные цепи соединялись над деревьями столбом ревущего пламени.
Я помотала головой, и наваждение исчезло — осталась лишь нечеткая фотография на экране смартфона.
Круг ведьм. Личный круг Ульриха Ванда, который давал ему силы. То, что я не стояла в нем, было неким капризом моего куратора — не верить же в то, что я ему действительно нравлюсь.
— Интересно, — сказала я, вернув ему смартфон. — Так к чему ты клонишь? Что я должна верить тебе, а не Виланду и Готтлибу?
Неужели он настолько глуп, что действительно на это рассчитывает. Меньше всего мне сейчас хотелось играть на одной стороне с куратором.
— Ты убедишься, что это единственная правильная вещь, которую ты можешь сделать, — произнес Ульрих, убирая смартфон. Как он не разбился, когда Виланд швырял по гостиной его хозяина — вот загадка. — Потому что если перед Виландом встанет выбор между тобой и сестрой… Как думаешь, кого он выберет?
Я прекрасно знала ответ. Разумеется, сестру, родного человека. Конечно, мне было горько от этой мысли, но я признавала ее правоту. И понимала, что Готтлиб может поставить Виланда перед подобным выбором.
— Разумеется, Киру, — спокойно ответила я. — И что? Выбирать родных — это правильно. Я как ведьма это понимаю и признаю.
Ульрих прикрыл глаза, словно ему надоел этот разговор. Машина свернула еще раз, и мы выехали к огромному пятиэтажному зданию, которое казалось каким-то ненастоящим, слишком ярким и современным в центре дикого леса.
— Выбирай тех, кто будет за тебя в любых обстоятельствах, — посоветовал Ульрих, не открывая глаз. Машины остановились возле главного входа, и я скептически осведомилась:
— Неужели тебя?
— Меня, — совершенно серьезно ответил Ульрих. — Кого же еще?
Глава 8
Нас разместили в общежитии для сотрудников. Моя комната была белой, с минимумом мебели и невольно напоминала о том, что в любой момент может превратиться в тюремную камеру, если я не буду слушаться хозяев «Имаго». На кровати лежал чехол с одеждой. Вся она — и нижнее белье, и брюки, и рубашка — тоже была белой.
Приведя себя в порядок в крошечной ванной, примыкавшей к комнате, я переоделась и решила выйти и осмотреться. Нас очень быстро провели из холла к лифту, так что я даже сориентироваться не успела. Но от здания веяло такой подавляющей властью и мощью, что я понимала: это очень серьезное место для серьезных дел.
