Главным центром яковитов в Латинском королевстве был Иерусалим. Здесь в сирийском квартале, расположенном между Дамасскими воротами и Иосафатскими воротами, были церковь Святой Марии Магдалины и монастырь с гостиницей. Церковь, по-видимому, была основана коптом Макарием при патриархе Александрии Авве Яакубе (810–830). Монастырь тогда стал яковитским и перестроен с разрешения сельджуков при помощи служившего им яковита Мансура аль-Бальбаи (написание имени может быть ошибочным). Освящение состоялось в 1092 г. в присутствии посланников коптского патриарха Кирилла II. В яковитской традиции было принято считать это строение домом Симона Прокаженного. В церкви был выставлен для поклонения волос святой Марии Магдалины. Яковитские монахи жили в резиденции своего епископа в Иерусалиме (имеется их полный список с 1090 г.), здесь же останавливался приезжавший в город патриарх. Помимо епископов Иерусалима нам известны некоторые яковитские епископы Акры и Триполи в XIII в.
Несмотря на то что отношения с армянскими и коптскими монофизитами были в основном дружественными, случались периоды взаимонепонимания и полемических споров. Одним из наиболее памятных событий был раздор между яковитами и коптами относительно Иерусалима. Как уже упоминалось, ни одна монофизитская церковь не имела патриаршей кафедры в городе. Оазис аль-Ариш на Синае служил границей Антиохийского патриархата (к которому относились иерусалимские епископы) и Александрийского. После завоевания Салах ад-Дином Иерусалима египетские христиане, которые часто посещали Палестину и Сирию, потребовали поставления в святом городе коптского епископа. Патриарх Александрийский Кирилл III назначил епископа (1237), которого он собственноручно рукоположил, хотя это было прерогативой патриарха Антиохийского. Первый коптский епископ был отлучен от церкви патриархом Антиохийским Игнатием II, но франки, которые уже 15 лет правили Иерусалимом после крестового похода Фридриха II, приняли нового епископа, несмотря на протесты яковитов. Яковитский патриарх в качестве мести посвятил негра в епископы Абиссинии, право поставления которого принадлежало только патриарху Александрийскому.
Отношения между яковитами и франками были обычно ровными, но в них сквозила некая снисходительность, едва ли не презрение со стороны франков. Официально яковитские и армянские епископы Иерусалима были викариями латинского патриарха, который вмешивался во внутренние дела яковитов, и довольно часто решение спорного вопроса не обходилось без взятки. Но вмешательство не ограничивалось только церковными вопросами. Крестоносцы переняли обычай мусульман подтверждать выборы восточных патриархов и епископов. В XII в. уже не халиф издавал указ о назначении, но эмиры, правители городов и княжеств. Крестоносцы продолжили их практику, и Амори I подтверждал права яковитского патриарха на кафедру, как и Балдуин IV. Это давало возможность монархам вмешиваться в церковные дела, что считалось обычным делом, поскольку те же самые права они имели и в западной церкви.
Армяне, грузины и несториане были не столь многочисленны, как сирийцы и яковиты. Влияние несториан сохранялось в Месопотамии и в восточных провинциях халифата. Их небольшие общины смогли выжить в государствах крестоносцев. Несторианский католикос, имевший резиденцию в Багдаде, имел своего представителя в Иерусалиме. Армяне и грузины представляли собой отдельные религиозные, этнические и политические сообщества. Их связям с Иерусалимом было положено начало во времена поздней Римской империи. В VII в. армянские церкви и монастыри были очень многочисленны в Святой земле. Видимо, под властью крестоносцев армянские общины существовали только в Иерусалиме и Акре, хотя среди отдельных вассалов королевства были и армяне. Их самой большой святыней был храм Святого Иакова на Армянской улице между Башней Давида и Сионскими воротами. Армянский патриарх считал себя наследником апостола Иакова, в чью честь и был построен около 1165 г. великолепный кафедральный собор.
Грузины, часто называемые иверийцами, имели свою святыню – монастырь Святого Креста, расположенный вне стен Иерусалима. Будучи представителями христианского царства, находившегося далеко на Кавказе, они пользовались поддержкой латинской церкви и латинских благочестивых королей. Во время царствования царицы Тамары (1 184–1211) величайший грузинский поэт Шота Руставели жил в этом монастыре и написал здесь известнейшее произведение грузинского национального эпоса «Витязь в тигровой шкуре». В результате исследований, предпринятых грузинскими учеными в монастырском храме (1964), были обнаружены фрески XV столетия, на которых изображены поэт и его покровители.
Если оценивать успешность человеческих усилий, сравнивая поставленные цели и полученные результаты, то можно сказать, что политика крестоносцев в отношении восточных христиан потерпела полный провал. Проживавшая изолированно в горах Ливана и не принимавшая никакого участия на протяжении нескольких веков в религиозной жизни региона, этническая группа маронитов воссоединилась с Римом (1182). Объединение произошло на условиях Рима, и марониты были вынуждены признать главенство римского папы и католическую иерархию. Мы не должны недооценивать важность этого объединения, которое наложило свой отпечаток на политическую и культурную жизнь Ближнего Востока. Однако все это проявится только в будущем, потому что марониты не стали мостом между европейцами и восточным христианством и не интегрировались в ряды правивших страной крестоносцев.
Если так обстояло дело с теми восточными христианами, которые признали главенство Рима, то этот факт также оставался в силе и для греков, сирийцев и яковитов. Хотя они и называли себя «народами», эти христиане никогда не стремились ни к какой свободе, за исключением свободы вероисповедания. У них не было чувства изгнанничества, ведь они были уроженцами этой страны. Соответственно, они не мечтали о том, чтобы «вернуться». Их чувство сектантского единства крепло в постоянной полемике и соревновании с другими сектами, к тому же они были островком в море ислама. Скрепой «народа» была его церковная иерархия, духовная власть которой распространялась на земли, протянувшиеся от Средиземного моря до гор Персии (Ирана). Появление крестоносцев ни в чем не изменило сложившееся положение, благодаря им только привносился новый элемент в богословские споры. Монофизиты и халкидониты, которые ранее писали богословские труды с разоблачениями ошибок противной стороны, теперь поставили в центр полемики католиков. Палестина не была для них землей, освобождение которой от мусульманского господства стало бы торжественным событием.
Крестоносцы, со своей стороны, не сделали ничего, чтобы изменить структуру восточного христианства, хотя попытки и предпринимались, но лишь спорадические и незначительные. Это была инициатива церкви, точнее, ее наиболее ревностных прелатов, и поэтому затруднительно объяснить эти действия наличием некой церковной программы преобразований; это не было даже политикой. Более того, государство не принимало участия в этих попытках. Если мы вспомним, что в XIII в. в Испании церковь сумела привлечь государство к решению вопроса об обязательном для нехристиан посещении катехизических проповедей, то в сравнении с этим апатия гражданских властей в государстве крестоносцев становится более явной.
Приведенных фактов достаточно, чтобы понять, что церковь и государство по-разному относились к вопросу, какую политику проводить в отношении местных христиан. Тем не менее не следует думать, что за безразличием государства скрывались сознательный либерализм и толерантность. На практике толерантность выражалась в том, что государство терпимо относилось к различным религиозным общинам. Либерализм проявлялся в том, что каждая община могла придерживаться своих обычаев и обрядов. Но проводимая политика не была следствием толерантности. Это был наиболее простой способ справиться со сложной ситуацией, чтобы поддержать существующий порядок. Всем нефранкам предоставлялись одни и те же права, но никто не имел гражданства. Прежние дхимми – немусульманское население в мусульманском государстве – теперь становились дхимми в королевстве крестоносцев.
