Тесная связь между тамплиерами и Бернардом Клервоским хорошо известна, и некоторые положения их устава он повторил в своем известном трактате «Похвала Новому рыцарству» (De laude novae militiae), который получил распространение 20 лет спустя накануне 2-го Крестового похода. Подобные идеи, однако, были обычны уже по прошествии нескольких лет после захвата Иерусалима. Два хрониста 1-го Крестового похода считали, что теперь представилась благоприятная возможность для восстановления первоначальных обязанностей рыцарства. Гвиберт Ножанский приписывает следующие слова папе Урбану II в Клермоне: «До сих пор вы вели несправедливые войны; вы поражали отравленными стрелами человеческую плоть, руководствуясь исключительно алчностью и высокомерием. Это обрекало вас на людские проклятия. Теперь мы предлагаем вам принять участие в войне, которая обещает вам в качестве награды славный венец мученичества, в войне, которая покроет вас вечной славой».
Еще прямее высказался епископ Дольский Бальдерик (1110), предельно кратко высказав мысль, позднее подхваченную Бернардом Клервоским (но не принадлежавшую ему). В его версии папа высказался так: «Это ни в коей мере не воинство Христово, которое похищает овец Спасителя. Святая церковь призвала на свою защиту рыцарство (militia), но оно стало служить злу (malitia)… Если вы хотите спасти свои души, то отрекитесь от такого рыцарства и выступите храбро рыцарями Христа и поспешите на защиту восточной церкви».
Следование рыцарскому идеалу, который превращал мирского воина в рыцаря Христа, было одним из аспектов идеологии тамплиеров. Этот идеал и «обращение» к новому образу жизни спасали человека от участи большинства, обреченного на вечные муки.
В то время как устав ордена объясняет, что значит быть Христовым рыцарством, он ничего не говорит о роли монашеской общины. О том, что она собой представляет, всем хорошо известно. Устав в основном дает конкретные правила, по которым живут члены ордена, и меньше обращает внимания на общие принципы. В нем просто говорится: «Если какой-либо рыцарь из мира захочет оставить мир погибели и избрать общинный образ жизни». Или: «Вы, кто отрекся от своей воли, и те, кто хочет служить Верховному Владыке, оседлайте коня и возьмите в руки оружие ради спасения ваших душ». Все это было хорошо понятно современникам. Монашеские обеты в соединении с рыцарскими правилами не меняли сущность рыцарства. Представители рыцарского сословия становились рыцарями Христа не потому, что они были монахами, но благодаря восстановлению идеалов рыцарства. Принеся обеты бедности, безбрачия и послушания, рыцари избирали особый образ жизни. Подвиги воина прославляли его имя, подвиги воина Христова возвеличивали славу Бога. Неизвестные подвиги рыцарей монашеской общины прославляли орден Храма.
Церковный запрет на кровопролитие перестал быть препятствием, монашество и рыцарство стали взаимно дополнять друг друга, о чем прямо говорилось в уставе ордена. Возник «новый тип религии, так что рыцарство соединилось с религией, и отныне религия должна опираться на меч рыцаря и расправляться с врагами, снимая с рыцаря всякую вину за убийство».
Превращение храмовников, бывших небольшим отрядом в 1118 г. под началом Гуго де Пейна (Пейена, Пейона), в громадный военный орден было захватывающим зрелищем. Их первоначальная задача охранять христианских паломников на их пути от побережья до Иерусалима, а затем в дороге из столицы в святые места на берегах Иордана вскоре потеряла свою значимость, и на передний план вышли более важные военные задачи. Внутренняя безопасность была обеспечена, и полицейские функции вряд ли подходили большой рыцарской общине. Обеспечивать оборону не считалось доблестью среди военных, то же самое касалось и храмовников. Защита и охрана пилигримов превратились в защиту и охрану королевства. В конце концов, все крестоносцы были «пилигримами».
Хотя духовно-рыцарские ордена не создавались ни государством, ни церковью, никакое другое учреждение не могло в большей степени обеспечить их силу и положение. Военные ордена поддерживали церковь, но пребывали в конфликте с церковной иерархией. Ордена усиливали мощь государства, но не всегда – институтов этого государства.
Имеется длинный список папских булл, каждая из которых в чем-то расширяла привилегии орденов. Они были исключены из епархиальной юрисдикции, и их подчинение только Святому престолу вело к тому, что местный епископ не мог предать их анафеме. Ордена получили право открывать церкви в особые дни в городе, который находился под интердиктом. Местная иерархия тем самым не могла применить по отношению к ним никаких дисциплинарных мер.
Ордена на местном уровне часто соперничали с церковными организациями. Несмотря на сильное противодействие, некоторые орденские церкви и часовни присваивали себе прерогативы местных приходских церквей, лишая их прихожан и доходов. Кладбища ордена Святого Иоанна противостояли кладбищам при местных церквях и пополняли казначейство ордена доходами от завещанного имущества. В то же самое время рост земельных владений орденов приводил к сокращению церковных доходов. Подданные-христиане были обязаны платить десятину, по-видимому, со времени учреждения Латинского королевства. Но определенно она стала обязательной с 1 120 г., когда такое решение принял собор в Наблусе. Десятина взималась с земельной собственности и с военных трофеев. Десятину платили христиане – крестьяне и франкские землевладельцы, которые получали доходы от земельной ренты и различных поборов. Владение орденом землями создавало особую проблему. При сборе десятины местное духовенство имело преимущество, а ордена не освобождались от ее уплаты, если только местные власти не принимали такое решение. В противном случае должны были заключаться официальные соглашения, согласно которым иногда дозволялось поделить десятину между тяжущимися сторонами. Дарованная папой привилегия, которая освобождала ордена от уплаты пошлины с их поместий (это имело особое значение для земельной собственности орденов в Европе), не достигла своей цели в Латинском королевстве. Как считают многие ученые, характерной особенностью земельных отношений орденов было отсутствие манориальной системы, то есть земельных поместий. Таким образом, ордена могли лишь отчасти воспользоваться папской привилегией. Десятина не взималась с виноградников, оливковых рощ и плантаций сахарного тростника, которые удовлетворяли потребности самих орденов. Более того, ордена шли на хитрость: они переводили облагаемые десятиной земли, на которых выращивались зерновые, в разряд плантаций, свободных от налога. Подобная политика вела к частым ссорам с местным духовенством, что вынуждало заключать договора с дополнительными условиями для преодоления разногласий.
Рассматривая вопрос привилегий, постоянно сталкиваешься с агрессивностью орденов, с попытками злоупотребления привилегиями с их стороны. По-видимому, это характерная особенность многих корпоративных организаций, которые сложнее контролировать, чем отдельных людей. Ордена даже попытались распространить свои привилегии на мирян, состоявших в ордене (в качестве собратьев). Поскольку в их число входила значительная часть местного дворянства, которое было основным благотворителем церкви, это могло иметь разрушительные последствия. В подобных случаях жалобы местного духовенства снова умеряли ненасытный аппетит орденов.
