– Куда делся мой гребаный дирижабль, а? – орал Род. – Знаю, это твои проделки, старая клюшка! Ах ты мерзавка!
Год спустя я выступал там же, но в зале «Олимпия», и рекламщики повесили над улицей огромный баннер. Вот только провисел он совсем недолго – его быстренько подрезали. Я узнал об этом от Рода, он позвонил мне практически сразу и выказал удивительную осведомленность:
– Как жаль, что твой баннер накрылся, любовь моя! Я слыхал, он всего минут пять провисел, не больше. Наверняка тебе и взглянуть-то на него не удалось…
Вскоре после переезда в «Уотер Гарденз» я вновь отправился в турне по Америке. Страна большая, и мало кого там волнует, что «Лос-Анджелес Таймс» назвала тебя «будущим рок-н-ролла». Ты должен приехать снова и показать людям, на что способен. К тому же мы хотели прорекламировать будущий альбом. Tumbleweed Connection был почти закончен: записали его в марте 1970 года, а выпуск планировался в октябре. Да, именно так мы работали в те времена. Не готовили альбомы годами. Записывали быстро и почти сразу выпускали, чтобы слушатель получил свежую, недавно созданную музыку. Мне по душе такой стиль, я ненавижу просиживать штаны в студии. Наверное, это наследие тех дней, когда я работал студийным музыкантом или записывал демо посреди ночи в DJM: мы всегда старались обогнать время.
Итак, мы колесили по Америке и обычно играли на разогреве у таких артистов, как Леон Рассел, The Byrds
[114], Poco
[115], The Kinks, у Эрика Клэптона и его новой группы Derek And The Dominos. Такая толковая идея пришла в голову моему гастрольному агенту Говарду Роузу: мы не хедлайнеры, работаем на вторых ролях, зато потом заинтересованная публика рвется послушать нас отдельно. Артисты, с которыми мы выступали, относились к нам прекрасно, но работа была очень тяжелая. Каждый вечер мы поднимались на сцену с намерением выступить лучше хедлайнера. Играли отлично и уходили со сцены в полной уверенности, что с нами никто не сравнится. Но каждый вечер оказывалось, что они все-таки лучше, чем мы. Ходили слухи, что Derek And The Dominoes катятся по наклонной, что они алкоголики и сидят на героине, но, окажись вы на их концерте осенью, вы бы никогда ничего такого не заметили. Они играли потрясающе. Я смотрел из-за кулис и отмечал детали. Конечно, звездой там был Эрик Клэптон, но я не сводил глаз с клавишника группы, Бобби Уитлока. Родом из Мемфиса, он осваивал свое ремесло в студиях «Стакс Рекордз»
[116] и играл в характерном проникновенном стиле южных госпелов. Гастроли с ними или с Леоном напоминали выступления с Патти Лабелль или Мэйджором Лэнсом времен «Блюзологии»: ты постоянно учился у людей, которые знают и умеют больше, чем ты.
Да, нам еще многое предстояло понять и освоить. И все же во время этой второй поездки стало ясно, что о нас уже многие знают. В Лос-Анджелесе нас пригласил на ужин Дэнни Хаттон из Three Dog Night и мельком упомянул, что с нами хочет встретиться Брайан Уилсон. Невозможно поверить! В шестидесятые я обожал группу The Beach Boys, но их лучшие дни миновали, и Брайан Уилсон превратился в загадочную полумистическую фигуру – ходили слухи, что он стал отшельником или сошел с ума или то и другое вместе. Но Дэнни уверил нас, что все это сплетни, что Брайан наш большой поклонник и будет очень рад нашему визиту.
Так мы оказались возле его дома в Бель-Эйр – особняка в колониальном стиле с переговорным устройством у ворот. Дэнни нажал на кнопку и объявил, что приехал Элтон Джон. На том конце воцарилась мертвая тишина. А потом голос – незабываемый голос лидера The Beach Boys – запел припев нашей Your Song: I hope you don’t mind, I hope you don’t mind… Мы подъехали ко входу, дверь открылась, и перед нами предстал Брайан Уилсон собственной персоной. Выглядел он хорошо – возможно, не так роскошно, как на обложке журнала «Пет Саундз», но уж точно не как псих или отшельник. Мы поздоровались. Он посмотрел на нас, кивнул и снова запел припев из Your Song. Потом попросил нас подняться наверх и познакомиться с его детьми. Оказалось, девочки спят, но он растолкал их: «Смотрите, Элтон Джон!» У его дочек вид был озадаченный, что вполне понятно. И тогда он запел им: I hope you don’t mind, I hope you don’t mind. Потом спел еще раз, но уже нам. Первоначальный шок от того, что один из величайших гениев поп-музыки поет припев нашей Your Song, к тому времени несколько померк, и у меня возникло смутное подозрение, что нас ждет долгий и трудный вечер. Я повернулся к Берни и встретился с ним глазами: в наших взглядах читались опасение, растерянность, отчаянное усилие не расхохотаться в голос над нелепостью сложившейся ситуации и, наконец, вопрос: что за чертовщина тут происходит?
К концу 1970 года мы с Берни привыкли обмениваться такими взглядами. Помню, в Лос-Анджелесе меня пригласили на вечеринку к Касс Эллиот
[117], в ее дом на Вудро Вильсон Драйв, известный как «штаб-квартира» всех знаменитых музыкантов Каньона Лорел; именно там сформировались как творческие личности Кросби, Стиллс и Нэш
[118]; именно там Дэвид Кросби хвастался перед друзьями своим новым открытием – певицей и сочинительницей песен Джони Митчелл
[119]. Я вошел в дом Касс, и они все были там. Безумие. Как будто ожили фотографии с конвертов от грампластинок из своей спальни в Фроум Корт: что за чертовщина тут происходит?
На лестнице в концертном зале «Филлимор Ист» навстречу нам шел Боб Дилан. Он остановился, представился, а потом сказал Берни, как ему нравятся слова песни My Father’s Gun из нашего альбома Tumbleweed. Опять же: что за чертовщина тут происходит? Мы сидели в гримерке после концерта в Филадельфии, дверь открылась, и вошли пятеро, не представляясь. Группу The Band ни с кем не перепутаешь: выглядели они точно так же, как на фото с обложки диска, который мы с Берни дома в Англии в свое время заслушали до дыр. Робби Робертсон и Ричард Мануэл рассказали нам, что прилетели из Массачусетса на частном самолете, специально чтобы послушать нас. Я пытался вести себя так, будто это в порядке вещей: ну да, The Band прилетели из Массачусетса, что с того, – и время от времени бросал взгляд в сторону Берни, который, как и я, изо всех сил старался казаться спокойным. Год назад мы мечтали сочинять песни, как они, а вот теперь они стоят здесь и просят сыграть им наш новый альбом: что за чертовщина тут происходит?
