Я прилетел домой в День подарков в дурном настроении. Мама и Дерф приехали в «Вудсайд» на Рождество, и мама сразу вернулась к излюбленной роли злой домовладелицы. Страшно разругалась с одной из уборщиц, их ссора постепенно переросла в скандал со мной, так что канун Рождества был испорчен.
Вернувшись на Монтсеррат, я быстро успокоился. На следующий день прилетел из Нью-Йорка Тони Кинг. Теперь он постоянно жил в Нью-Йорке, работал для RCA с Дайаной Росс и Кенни Роджерсом. Он бросил пить, вступил в общество анонимных алкоголиков и выглядел превосходно – правда, рассказывал ужасные истории о том, что происходит в гей-сообществе в Гринвич-Виллидже и на Файр-Айлэнд: там свирепствовала новая болезнь под названием СПИД. Мы сидели в студии, я придумывал разных смешных персонажей – пожилую аристократку леди Шок Айс и мрачную, похожую на Нико певицу Глорию Дум. А Тони изображал, что берет у них интервью. Мы оба решительно одобрили молодого человека, которого взяли вместо Ренаты на должность звукооператора. Его звали Стив Джексон, и он был красавец блондин.
Через несколько дней Тони вернулся в Нью-Йорк, а спустя пару недель я позвонил ему и сообщил новость:
– Я решил вступить в брак.
Тони расхохотался.
– Да неужели? И с кем же? С красавчиком звукооператором? Станешь миссис Джексон?
– Нет, я женюсь на Ренате.
Тони снова захохотал.
– Послушай, – прервал его я. – Это серьезно. Я сделал Ренате предложение, и она согласилась. Свадьба через четыре дня. Ты сможешь прилететь в Сидней?
Смех на том конце провода резко оборвался.
После Рождества я прилетел на Монтсеррат с моим новым бойфрендом, австралийцем по имени Гари, – мы познакомились в Мельбурне пару лет тому назад, и он был еще одним молодым и белокурым заложником моих желаний. Сначала я в него влюбился, а затем приступил к своему обычному занятию – разрушению наших жизней. Заставил переехать из Австралии ко мне в «Вудсайд», осыпал подарками, потом начал с ним скучать и велел Бобу Хэлли отправить его домой. Через некоторое время мы снова пересеклись, сердце мое смягчилось, и я попросил его вернуться в «Вудсайд»; потом я опять заскучал и попросил Боба купить ему билет обратно в Брисбен. Все это выглядело как путь в никуда, а точнее – хождение по кругу. Почему я так поступал? Я знал, что сам во всем виноват, но разум отказывался признавать, что я веду себя неправильно. Таков кокаин. Он превращает тебя в нарцисса, в законченного эгоиста; весь мир обязан вращаться вокруг тебя и твоих желаний. Твое существование – полный хаос, ты не понимаешь, что же тебе действительно нужно. Не слишком удачный сценарий жизни в целом, но для личных отношений все это просто убийственно. Так что, если вы жаждете прозябания в мире неизбывной тоски и бреда, настоятельно рекомендую вам подсесть на кокаин.
Но на Монтсеррате мы работали быстро и писали отличные песни, к тому же там имелся дополнительный приятный бонус: я начал проводить много времени с Ренатой и буквально наслаждался ее обществом. Умная, добрая, забавная, с чисто английским чувством юмора. И еще она была очень красивая, хотя будто этого и не замечала, всегда нося простые джинсы и футболки. Иногда она казалась одинокой и отстраненной, единственной женщиной в мире мужчин, а я в глубине души тоже чувствовал себя одиноким и отстраненным. Мы поладили настолько хорошо, что мне куда интереснее было разговаривать с ней, чем проводить время с Гари. Я постоянно придумывал поводы для встреч, приглашал ее на студию после ужина якобы для беседы о завтрашней сессии – главное, чтобы мы могли поговорить. И не один раз мне приходила в голову мысль, что, будь я гетеросексуалом, лучшей спутницы жизни я бы не нашел.
Конечно, было очень много «если». Так много, что требовалось прокрутить в голове сотни запутанных иррациональных мыслей, чтобы принять решение. К счастью, запутанное иррациональное мышление в то время было моей сильной стороной, и я быстро расставил все по местам. А что, если мои личные отношения складываются так ужасно не по моей вине? А что, если они каждый раз рушатся, потому что они – гомосексуальные? А что, если отношения с женщиной сделают меня куда более счастливым, счастливым как-то иначе? Что, если общество Ренаты приятно мне не только потому, что мы – два одиноких человека, оказавшихся далеко от дома? Что, если во мне внезапно вспыхнула страсть именно к женщине? Что, если последние четырнадцать лет я спал с мужчинами только потому, что не мог найти подходящую женщину? И что, если теперь я ее нашел?
Чем дольше я думал, тем больше в это верил. Аргументация сложная, она не выдержала бы тщательной проверки – да и вообще никакой проверки бы не выдержала. Но, несмотря на всю сложность, плутать в хитросплетениях мне тогда было легче, чем посмотреть в лицо реальной проблеме.
Мы сидели в ресторане «Чикен Шак» и выпивали. Вот тогда-то я и озвучил впервые идею о женитьбе. Рената, естественно, рассмеялась – решила, что я шучу. Между нами никогда не возникало ни малейшей искры, ни единого намека на романтическую привязанность, мы даже не целовались. Будь я тогда в здравом уме, я бы на том и остановился. Но я уже окончательно убедил себя, что принял правильное решение. Вот что мне нужно, вот что одним махом решит все мои проблемы! Я жаждал жениться на Ренате, безумно желал провести с ней всю жизнь. Скучал, если ее не было рядом. Все это очень сильно напоминало влюбленность.
Наша честная компания переместилась в Сидней – мы с группой готовились к турне по Австралии, Рената и Крис Томас работали над альбомом. Я пригласил ее на ужин в индийский ресторан и повторил свое предложение. Сказал, что люблю ее и всю жизнь хочу прожить с ней. Мы должны пожениться. Причем сейчас и здесь, в Австралии. Было десятое февраля 1984 года, можно сыграть свадьбу на День святого Валентина, я могу это устроить. Звучало безумно – и безумно романтично. Рената ответила «да».
Мы поспешили в наш отель, «Сибел Таунхаус», собрали всех и объявили новость: «Слушайте все! Вы ни за что не догадаетесь…»
Народ уставился на нас изумленно, если не сказать с ужасом, особенно Гари, который вместе со всеми прилетел в Австралию и опять оказался в роли бывшего бойфренда. Я попросил Джона Рида и Берни быть моими шаферами. Последовавшая вечеринка поставила рекорд по количеству денег, потраченных на спиртное – всем нужен был диджестив, чтобы переварить сенсационную новость.
Несколько дней пролетели как в тумане. Нужно было организовать торжественный прием, найти подходящую церковь, получить разрешение на брак в кратчайшие сроки. Я поговорил по телефону с отцом Ренаты, попросил руки его дочери. Он, бизнесмен из Мюнхена, беседовал со мной чрезвычайно вежливо, хотя ему, конечно, уже сообщили, что его дочь через четыре дня собирается выйти замуж за всем известного гея и рок-музыканта. Я позвонил маме и Дерфу. Как и все, они пришли в ужас, но, как и все, не стали меня останавливать. Это было бесполезно. В тот период моей жизни все всегда происходило только так, как хотел я, а если кто-то пытался мне мешать, я начинал орать, бросаться предметами, а то и бить кулаком в лицо. Гордиться нечем, но так было. Некоторые мои друзья, пытаясь найти какое-то рациональное зерно в моих поступках, пришли к выводу, что я, видимо, хочу завести детей. Я позволил им так думать – честно говоря, эта причина скоропалительной женитьбы выглядела куда привлекательнее, чем реальная, – но никаких детей, естественно, я заводить не собирался. Ни в коем случае! Мне под сорок, но я сам – как великовозрастное дитя, и здесь нет места для нормального ребенка. Возможно, Рената бы передумала, будь в ее распоряжении немного больше времени. Хотя я в этом сильно сомневаюсь.
