А потом случилось странное. Я словно отрешился от происходящего и вернулся на много лет назад, в то время, когда мы впервые гастролировали по Америке. По плану я должен был выступать в шоу Энди Уильямса
[207], в нем, кроме меня, участвовали Мама Касс Эллиот из The Mamas and The Papas и Рэй Чарльз. Я приехал, и продюсеры сообщили, что выступать нам предстоит не просто в одном шоу, а вместе, то есть одновременно. Они считали, что для меня это станет чудесным сюрпризом, и я начну прыгать до потолка от радости. Куда уж там! Мама Касс, ну ладно, Энди Уильямс, окей, но Рэй Чарльз? Вы что, шутите, ребята? Рэй Чарльз! Братец Рэй! Чертов гений! Прячась в детстве в спальне наедине с коллекцией пластинок, я мечтал стать таким, как он; открывал рот под песни с его живого альбома «Рэй Чарльз в Ньюпорте». А теперь, видите ли, какой-то идиот решил, что это восхитительная идея – Рэю петь в программе национального телевидения вместе со мной. Как будто никому не известный автор-исполнитель – отличная компания для человека, который практически в одиночку создал музыку в стиле соул. Да это худшая идея на свете, иначе не скажешь. А главное, я ничего не мог поделать. Моя карьера только начиналась, это было мое первое появление на американском телевидении. И я не имел права капризничать перед продюсерами. Так что пришлось петь. И я вышел на сцену и спел Heaven Help Us All с Рэем Чарльзом: он играл на белом рояле, я – на черном. Все прошло просто прекрасно. Рэй отнесся ко мне дружески, по-доброму, говорил подбадривающие слова: «Ну что, малыш, как дела?» Так ведет себя артист, которому уже не нужно никому ничего доказывать.
Эта история помогла мне осознать одну очень важную вещь. Иногда ты должен просто встать и выйти на сцену, даже если она находится за многие километры от твоей зоны комфорта. Сконцентрироваться, отбросить ненужные эмоции и сказать себе: ты артист, парень. Это твоя работа. Вот и делай ее наилучшим образом.
Так я и поступил на похоронах Дианы. То, как играл и пел, стерлось из памяти, а вот аплодисменты помню прекрасно. Они шумели сперва на улице, а потом мощной волной ворвались в собор – думаю, именно этого хотела семья Дианы, когда обратилась ко мне с просьбой выступить на похоронах. Все ощутили связь с простыми британцами, которые в этот день стояли возле Вестминстерского аббатства.
После службы я поехал на студию «Таунхаус» в Шепердс Буш, где меня уже ждал Джордж Мартин: он собирался быстро выпустить новую версию Candle In The Wind синглом, а вырученные от продаж деньги мы решили передать благотворительному мемориальному фонду принцессы Дианы. Я спел песню дважды, аккомпанируя себе на рояле, и отправился домой, оставив Джорджа записывать струнный оркестр и делать сведение. В «Вудсайде» меня ждал Дэвид, смотрел на кухне по телевизору прямой репортаж о похоронах. Кортеж уже добрался до трассы М1, люди бросали цветы с моста над автострадой. И наконец я сломался. Весь день я старался скрывать свои чувства, потому что должен был сделать мою работу наилучшим образом, а боль и скорбь могли этому помешать – люди пришли прощаться с Дианой, а не со мной, и я не имел права расклеиваться. И только дома выпустил горе на волю.
Сингл вышел, и началось безумие. Очереди выстраивались в музыкальные магазины, люди врывались внутрь, хватали диски охапками и мчались к кассам. Приходили невероятные статистические данные. Шесть дисков в секунду – исторический рекорд продаж; еще один рекорд песня поставила в Финляндии: никогда ни один диск не продавался там в таких невероятных количествах. Я получал награды за сингл-бестселлер в самых неожиданных местах: в Индонезии, на Ближнем Востоке, и безумие никак не кончалось. В Америке песня продержалась на первой строчке хит-парадов три с половиной месяца, и три года в канадской первой двадцатке. Какая-то часть меня никак не могла уразуметь: почему все без конца крутят эту песню? Какие обстоятельства заставляют людей включать ее снова и снова? Лично я вообще ее не слушал. Спел трижды, на похоронах, и потом в тот же день два раза в студии. Нет, вру, все-таки однажды послушал: перед выходом сингла, только чтобы дать отмашку на выпуск. Больше – никогда.
Возможно, диск раскупался так активно, потому что люди знали, что вырученные деньги пойдут на благотворительность. Это все замечательно, но солидная доля полученных от продаж тридцати восьми миллионов фунтов, к сожалению, была потрачена на совсем другие цели. Мемориальный фонд выступил в защиту прав Дианы против тех, кто наживался на ее имени, – выпускал сувенирные тарелки, кукол, футболки, и на гонорары адвокатов уходили огромные деньги. Фонд проиграл дело против американской компании «Франклин Минт» и вынужден был выплатить ей миллионы по досудебному урегулированию. Не хочу никого называть правым или виноватым, но считаю, что Фонд Дианы слишком увлекся борьбой с торговыми марками, вместо того чтобы потратить средства на действительно важные дела: разминирование послевоенных земель, помощь обездоленным женщинам и решение других проблем, волновавших Диану при жизни.
В конце концов меня стало раздражать, что сингл так долго держится на первых строчках чартов. Кадры с похорон Дианы постоянно показывали по телевидению в передаче Top of the Pops, получался какой-то вечный траур, люди погрязли в ее смерти, жизнь для них словно остановилась. Нездоровая ситуация. Я уверен, это не то, чего хотела Диана.
И медиа, вместо того чтобы рассказывать о новостях, продолжали муссировать тему ее гибели, потому что газеты и журналы продавались лучше. Все это превратилось в какой-то цирк, и я не хотел в нем участвовать. Опра Уинфри пригласила меня на свое ток-шоу поговорить о похоронах, и я ответил отказом. И не позволил включать новую версию Candle In The Wind в благотворительный альбом памяти Дианы. И ни на одном из моих альбомов серии Greatest Hits вы этой песни не найдете. Я даже отказался от исполнения оригинального варианта на сцене и не пел его несколько лет, потому что считал, что людям пора отдохнуть от этой музыки.
Осенью я уехал на гастроли, подальше от всей этой мрачной свистопляски, замешанной на смерти. В память о Джанни и Диане я постоянно напевал песню Sand And Water американской певицы Бет Нилсен Чэпмен из альбома, вышедшего в день гибели Джанни. Постоянно включал ее запись в нашем доме в Ницце: «Я увижу тебя в свете тысячи солнц, я услышу тебя в тихой музыке волн, мы встретимся снова, когда я уйду, как уходим мы все навсегда». Я упорно избегал разговоров о Диане и о моей песне с журналистами: тот ботаник во мне, который дотошно следил за всеми чартами, конечно, радовался, что записал самый продаваемый в истории сингл, но обстоятельства сложились так, что теперь я вообще не хотел касаться этого вопроса. На двадцатую годовщину смерти Дианы я дал одно интервью, где рассказал о ее работе в области борьбы со СПИДом – и то лишь потому, что меня попросил об этом принц Гарри.
Наверное, в моем отношении к этому синглу было что-то глубоко личное. То лето выдалось странное и страшное. С момента гибели Джанни я постоянно чувствовал, что планета словно сошла с оси и мир обезумел: убийство Версаче, поминальная служба в Милане, примирение с Дианой, две недели в Ницце, когда мы старались окружить душевным теплом партнера Джанни Антонио, потом смерть Дианы, похороны, нездоровый ажиотаж вокруг Candle In The Wind. Нет, я не хотел стереть все это из памяти. Но я просто надеялся, что жизнь рано или поздно вернется к некоему подобию нормальности. Снова начал работать. Поехал в гастрольный тур. Устроил распродажу сценических костюмов в пользу Фонда по борьбе со СПИДом – это мероприятие я назвал «Привет из гардеробной». Записал песню для мультипликационного сериала «Южный парк»: что и говорить, работа, диаметрально противоположная исполнению Candle In The Wind на похоронах государственного масштаба. И начал переговоры насчет совместного турне с Тиной Тернер – отличная идея, которая быстро обернулась сплошным кошмаром.
