А я отправился на гастроли. Надо было расплачиваться с долгами.
пятнадцать
Обожаю Берни еще и за то, что он способен без всяких церемоний заявить: последний альбом, написанный нами, – да-да, тот самый, что продался миллионами экземпляров, вошел в топ-десятку во всем мире, и чьи песни стали хитами – просто дерьмо, и нам необходимо срочно обсудить кризисные меры для того, чтобы такое вновь не повторилось.
В коммерческом плане мы с Берни были на подъеме. Выпустили два новых альбома – Made in England в 1995 году и The Big Picture осенью 1997-го. Оба прошли на ура и стали платиновыми везде, от Австралии до Швейцарии. Но Берни считал, что The Big Picture никуда не годится. Ему не нравилось все: музыка, слова, аранжировки, то, что альбом записывался в Англии и ему приходилось прилетать на сессии из Штатов. «А главное, это не музыка, а просто куча идиотического, скучного, массово-попсового дерьма». Так сказал Берни, сидя на террасе нашего дома в Ницце три года спустя после выхода альбома. И добавил: «Это худший из всех наших альбомов».
Я и сам не большой поклонник The Big Picture, но, на мой взгляд, Берни преувеличивал. Альбом уж точно не хуже, чем Leather Jackets, хотя, говоря по правде, сравнение не совсем уместно. Как вы помните, Leather Jackets – скорее не альбом, а упражнения в написании музыки под ударными дозами кокаина, можно сказать, клинический случай. Мои вялые отговорки не подействовали: нет, настаивал Берни, The Big Picture еще хуже.
Я не соглашался. Берни явно был встревожен, причем настолько, что не поленился прилететь из Америки на юг Франции, чтобы высказать свое мнение лично. И в его словах была доля истины. В то время я часто слушал альбом Heartbreaker Райана Адамса. Типичный автор и исполнитель классического кантри-рока, его легко представить на сцене «Трубадура» в семидесятые годы, но в его музыке чувствовалась такая сила и новизна, что по сравнению с ней The Big Picture казался консервативным и даже устаревшим.
Возможно, я вкладывал мало души в свои сольные альбомы. После громкого успеха «Короля Льва» меня все больше интересовали кино и театральные постановки. Я написал саундтрек к комедии «Муза»
[209], инструментальную композицию для «Женских сплетен» – британской комедии, которую продюсировал Дэвид. Я писал не песни, а музыкальные отрывки определенной продолжительности: внимательно смотрел фильм, а потом сочинял к нужным сценам тридцати- или сорокасекундное сопровождение. Я думал, это будет скучно, но потом искренне полюбил это занятие. При правильном отношении оно по-настоящему вдохновляет: ты сразу видишь, какое огромное значение имеет музыка – коротенький проигрыш способен полностью изменить настроение эпизода, насытить его эмоциями.
Мы с Тимом Райсом написали песни для мультипликационного фильма студии DreamWorks «Дорога на Эльдорадо» – того самого, о котором договаривались с Джеффри Катценбергом. Потом занялись мюзиклом «Аида». Работать над ним было куда сложнее, чем над «Королем Львом», все время возникали проблемы с декорациями, менялись режиссеры и художники-постановщики, а на одном из предпремьерных просмотров я вообще в ярости вылетел из зала: обнаружил, что в аранжировку нескольких песен не внесли предложенные мною изменения. Ну что ж, если они не прислушиваются к вежливой просьбе, так пусть теперь глохнут от злобного топота по проходу!
Но сложности в работе – как и мой топот – окупились сторицей. Мюзикл шел на Бродвее четыре года, мы получили премию «Грэмми» и «Тони» за лучшую партитуру.
А передо мной тем временем уже начала маячить новая идея. Мы поехали на Каннский кинофестиваль посмотреть фильм «Билли Эллиот», и, боюсь, там я опять привлек к себе внимание. Я представления не имел, о чем фильм, думал, это всего лишь веселая британская комедия с Джули Уолтерс. Не был готов к глубокому эмоциональному потрясению. Господи! Сцена, где отец видит, как его сын танцует в зале, и осознает, что у мальчика дар, не понимая, какой именно… Финал, когда отец приходит на выступление сына и его переполняют гордость и любовь – все это трогало самые больные струны моей души. Как будто кто-то взял историю моих отношений с отцом и закончил ее хэппи-эндом. В общем, я так расклеился, что Дэвиду пришлось буквально выводить меня из зала. Если б не он, я бы и сейчас сидел там, содрогаясь от рыданий.
Тем не менее я собрал волю в кулак и решил встретиться с создателями фильма. Мы разговаривали с режиссером Стивеном Далдри и сценаристом Ли Холлом, и в беседе Дэвид заметил, что, на его взгляд, на основе фильма можно сделать отличный мюзикл. Мне идея сразу понравилась, как и Ли Холлу. Единственное, Ли хотел знать, кто напишет тексты. Да он сам и напишет, заявил я. Это его история, он родом из Изингтона, где происходит действие фильма. Ли сказал, что никогда в жизни не писал стихов, но, пожалуй, попробует.
Увидев готовые тексты, я не поверил своим глазам: как же так, ведь Ли – натурал, откуда он все знает? Я не изменил ни единого слова, более того, он написал такие тексты, с какими никогда прежде мне не приходилось работать. Жесткие, с политическим подтекстом: «Считаешь, кокни, ты крутой? А ну, разинь пошире глотку: пока ты там митинговал, я отодрал твою красотку». Там были тексты с пожеланием смерти Маргарет Тэтчер. И песня под названием «Все танцоры – педики», которая, впрочем, не вошла в финальный вариант спектакля.
В общем, передо мной стояли совершенно новые интересные задачи. И в сравнении с ними запись двадцать седьмого альбома Элтона Джона казалась навязшей в зубах рутиной.
А что, если сломать ситуацию, то есть разрушить рутину? В Ницце Берни с воодушевлением вспоминал, как мы работали над альбомами в семидесятые – записывали песни на катушки, не делали огромного количества наложений, и основным элементом в общем звучании всегда был мой рояль. Забавно, но я с недавних пор задумывался о том же. Возможно, потому, что как раз посмотрел фильм Кэмерона Кроува «Почти знаменит» – своеобразное признание в любви к рок-музыке начала семидесятых, которую в фильме поет вымышленная группа Stillwater. В одной из сцен там звучит моя песня Tiny Dancer, группа исполняет ее во время автобусного турне. Благодаря фильму старая песня стала хитом – все давно забыли, что сингл в 1971-м с треском провалился: в Америке она тогда не вошла даже в первые сорок, а в Британии ее вообще решили не выпускать отдельной пластинкой. Наверное, зрители фильма не догадывались, что это такое и кто эту песню написал. На меня же «Почти знаменит» подействовал на подсознательном уровне; я начал вспоминать, каким сам был в те годы, как писал музыку, и как ее воспринимали люди.
Нет, я не хотел повернуть время вспять, меня никогда не привлекало создание композиции в стиле ретро. Ностальгия для музыканта – ловушка; вспоминая «старые добрые дни», ты всегда видишь их сквозь розовые очки (особенно это касается меня самого, что простительно, потому что я и в самом деле носил очки со стеклами розового цвета с прилепленными к ним перьями и встроенной иллюминацией). Но как только ты убеждаешь себя в том, что в прошлом все было лучше, чем в настоящем, можешь прекращать писать музыку и спокойно уходить на пенсию.
