После того исследования уже и множество других показали, что исходная точка зрения, представление или гипотеза искажают само наше восприятие. Мы с большей вероятностью замечаем свидетельства, подтверждающие нашу гипотезу, чем опровергающие ее. Находя опровержение, мы склонны сбрасывать его со счетов, объявляя отклонением. Мы – каждый из нас – подвержены ошибке подтверждения: мы активно ищем подтверждения своей гипотезе и игнорируем опровергающие свидетельства, причем даже не имея личной заинтересованности в гипотезе. Поиск доказательств истинности утверждения, судя по всему, составляет основу основ понимания утверждения. Что это за человек вдалеке, не кузен ли, которого мы не видели много лет? Тот же рост. Те же волосы. То же сложение. Мы узнаём нечто поразительное о подруге, политическом деятеле или научном открытии – может ли это быть правдой? Сначала мы ищем информацию в подтверждение внешности кузена или согласующуюся с полученной новостью. Мы не можем начать отвергать утверждение, пока не обретем некоторую уверенность в нем. У поиска подтверждений и впрямь есть определенный смысл на начальном этапе: если свидетельств за нет вообще, гипотезу можно отбросить. Однако поиск подтверждающих свидетельств не должен делать нас слепыми к опровергающим, неспособными искать ту информацию, которая могла бы оспорить гипотезу, отбрасывающими такие свидетельства, едва натолкнувшись на них. Это может иметь тяжелые последствия.
Рецензент десятков экспериментов, которые предоставили много свидетельств в пользу существования ошибки подтверждения и некоторое количество – против, выразил это следующим образом:
Наконец я заявил, что ошибка подтверждения является повсеместной и упорной, и проанализировал свидетельства, на мой взгляд, поддерживающие это заявление. Безусловно, вдумчивый читатель уже допустил возможность того, что проделанное мной само по себе является иллюстрацией ошибки подтверждения в действии. Едва ли я могу исключить эту возможность; это означало бы отрицать валидность того, что я объявляю общей нормой.
Для нас естественно искать подкрепление своим гипотезам, и собственные гипотезы делают нас слепыми к свидетельствам противоположных позиций. Это ярко проявляется в восприятии, а то, что верно для восприятия, верно для всего в области мышления. Пятый закон когниции: познание отражает восприятие.
Мы снова и снова будем возвращаться к этой схеме. Пространственное мышление отражается в абстрактном, социальном и когнитивном, в мышлении о том, что движет людьми, в мышлении об искусстве и науке. Мышление есть мышление независимо от сферы, и пространственное мышление – основа самого нашего существования. Как добыть пищу, как найти свою дорогу в мире. Как выполнить большую часть налагаемых жизнью повседневных обязанностей, рассортировать вещи, обеспечить себе перемещение по планете. Наше пространственное мышление далеко от идеального, мы не все воспринимаем – всего слишком много, слишком многое происходит слишком быстро, – поэтому опираемся на достоверные умозаключения. Нет гарантий, что наши предположения и оценки верны, поскольку у нас нет объективных инструментов измерений, встроенных в тело или мозг. Соответственно, приходится пользоваться другими механизмами, несовершенными и подверженными ошибкам. Мы наблюдали это в репрезентациях тела и пространства вокруг тела, причем в репрезентациях более обширного мира возникает больше искажений. Тем не менее у нас намного больше способностей и опыта в области пространственного мышления, чем абстрактного. Абстрактное мышление гораздо сложнее само по себе, но, к счастью, во многих случаях его удается так или иначе отобразить на пространственное. Таким образом, пространственное мышление может стать заменой и основой абстрактного.
Люди, места, вещи
Мы окружены тем, что важнее всего для нашей жизни: людьми, местами, вещами. Они составляют обстановку для событий нашей жизни. Мы отличаем знакомых людей от незнакомых; мы угадываем, о чем они думают, что чувствуют, чем занимаются и что хотят сообщить, по их лицам и телам. Мы знаем, как взаимодействовать с объектами вокруг нас, объекты подсказывают нам это. Мы знаем, какие объекты, скорее всего, находятся и какие действия выполняются вокруг нас. Мозг имеет специализированные области для распознавания людей, мест и вещей, что позволяет нам идентифицировать их с одного кратчайшего взгляда, одним движением глаз. И мозг, и ум любят раскладывать вещи «по полочкам». Пользоваться «ячейками» несопоставимо проще, чем измерениями. Удивительно, как много они содержат смысла, доступного безо всяких усилий. Лицо и тело передают личность, эмоцию, намерение, действие, являются средством коммуникации. Вещи передают аффордансы
[25]: что они могут нести нам и что мы можем сделать с ними. Места говорят нам, что они собой представляют и чем мы можем в них заниматься. Смысл передается без слов, слишком быстро для слов. Мы используем этот смысл, чтобы понять, что происходит, и организовать собственное поведение. Также мы задействуем его для того, чтобы представить никогда не существовавшие миры. Подобно смыслу, и мышление может быть без слов – Ричард Фейнман понял это еще в детстве.
Когда я был ребенком и рос в Фар-Рокавей, у меня был друг Берни Уокер. У каждого из нас дома были «лаборатории», и мы в них проделывали различные «эксперименты». Однажды мы что-то обсуждали – в то время нам было лет 11–12, – и я сказал:
– Мысли ничего не означают, кроме внутреннего разговора самого с собой.
– Ну да? – сказал Берни. – Представляешь дурацкую форму коленчатого вала в машине?
– Да, а что?
– А то. Как ты его опишешь, если разговариваешь сам с собой?
Так я узнал от Берни, что мысли могут быть зримыми, равно как и словесными
[26].
Глава 3
Здесь и сейчас, там и тогда: пространства вокруг нас
В этой главе мы исследуем то, как пространство вокруг тела и пространство навигации репрезентируются в уме и мозге, поддерживая основную гипотезу этой книги: пространственное мышление – основа абстрактного.
Мир вокруг нас
Казалось бы, мир вокруг нас понять легко. Достаточно посмотреть на него. Вот же он, перед глазами. Однако наша голова постоянно перемещается, а также глаза и тело. Насыщенный окружающий мир непрерывно меняется с движением наших глаз и нас самих. Даже когда мы не можем его видеть, мы продолжаем следить за миром, который когда-то был на виду, но уже недоступен для наблюдения. Что находится там и где находится это. Скорее всего, вы не глядя можете сказать, что сейчас у вас за спиной. Всякий раз, когда вы сидите на стуле не оборачиваясь, когда поднимаетесь или спускаетесь по лестнице, не глядя на свои ноги, когда возвращаетесь домой за зонтом, забытым в кладовке, вы опираетесь на мир в своем уме, но не перед глазами. Если я иду по Среднему Манхэттену и кто-нибудь спрашивает меня, как пройти к Карнеги-холлу (такое случается!), я подавляю желание ответить: «Раскройте глаза пошире!» – и описываю дорогу, хотя Карнеги-холл уже виден. Мир, который в уме, но не на виду, – это скелет мира, менее точный и беднее деталями, чем видимый. Представления о том, «где» вещи находятся в мире вокруг нас, хранятся в уме в форме ментальной пространственной схемы, которая обновляется по мере того, как мы двигаемся, и увеличивается с расширением нашего опыта.
