Дорога в Массури, или, скорее, гора, которую она разрезает, удивительна. Нет лучшего места для иллюстрации беспокойного характера нашей планеты. Гималаи – высокие горы, потому что они поднялись быстрее, чем реки уносят детрит обратно в океан. Горные склоны здесь настолько крутые, что нестабильны, и камни и почва здесь всегда близки к критической точке.
Осмотр крутого склона у дороги в Массури помогает понять происходящие здесь процессы. Склоны испещрены конусами выноса: некоторые небольшие, другие очень велики. Время от времени какой-нибудь конус сползает на проходящую ниже дорогу, останавливая движение на несколько часов или даже дней. Неудивительно, что инженеры обратили внимание на частоту схода и размер оползней. Стало понятно, что оползни варьируют от малых (до одной лопаты; таких множество) до крупных, но редких, объем которых составляет до 10 млн кубических метров
[96]. Ученые определили, что такие оползни будут происходить везде, где склон достигает сверхкритического состояния. Это можно смоделировать на кухне, наклонив сахарницу и наблюдая, как высыпается сахар (как правило, сразу на пол).
Именно в предгорьях Гималаев можно изучить в перспективе широкий спектр явлений, таких как раковины и зубы, хищники и жертвы, фосфориты и оползни. По крайней мере, попытаться. Каждое из этих явлений имеет некоторое отношение к великой тайне кембрийского взрыва. И каждое связано с другими.
Судя по ископаемым остаткам, основные типы животных, от хордовых до червей, могли появиться (по геологическим меркам) достаточно быстро, например 545–530 млн лет назад. Это гораздо быстрее, чем ожидал Дарвин. Однако есть веские основания полагать, что сложные системы способны самоорганизоваться очень быстро, и оползни в Гималаях дают пример, как это могло произойти.
Как и адмирал Нельсон, планирующий Трафальгарское сражение, я воспользуюсь для демонстрации песком с пляжа, а также солонками и ложками. Огромные Гималаи, представленные здесь кучей песка, – это появившаяся перед кембрием биомасса многоклеточных животных. Такое наращивание массы уводило биосферу (в нашем случае песчаную кучу) все далее от равновесного состояния. Можно предположить, что углеродный цикл тогда стал неустойчивым. Или климат стал экстремальным. Во всяком случае, равновесие зависело от взаимосвязей внутри самой системы.
В определенный момент выступы достигают критической отметки, и куча осыпается, превращаясь в лавины и оползни, которые разделяются на ряд новых песчаных масс. Эти оползни сродни группам, которые должны были явиться предками царства животные. Но выделение нового типа не возвращает биосфере равновесие. Каскады продолжают сходить: некоторые довольно крупные – классы и отряды, но в большинстве случаев небольшие (роды и виды). Эти процессы продолжаются.
Мы пытаемся узнать, почему царство животные появилось почти мгновенно, радикально изменив однородную биосферу и увеличив число видов. Видообразование в нашем примере можно сравнить с образованием оползней, отсекаемых от сравнительно однородной предковой биомассы, и появлением новых групп живых существ. Каждая лавина движется в сторону одного из многих бассейнов притяжения, например долин рек, в том числе множества, которые мы называем “царство животные”. Таким образом, кембрийский каскад предполагает, что взрывное возникновение этого царства было неизбежной и стремительной кульминацией процесса эволюции многоклеточных. Как и в случае собирания песчинок в оползень, точное время эволюционного каскада, вероятно, определил более чем один фактор. Влияние какой-либо одной внешней силы (например, химический состав воды или кислород) вряд ли даст нам окончательный ответ. Поведение сложных систем означает, что в данном случае имеет место случайная взаимосвязь нескольких факторов внутри системы
[97].
Можно решить, что сравнение с оползнем неуместно, что оно лучше подходит для эпохи гибели динозавров, чем для времени быстрого видообразования и рождения экосистемы. Но лучшие сравнения, как правило, отыскиваются вне рассматриваемой системы, если мы желаем уйти от слабой индуктивной логики и порочного круга в рассуждениях
[98]. И сравнение с оползнем может предстать в новом свете, если взглянуть на него иначе: с массовым вымиранием одних видов открываются возможности для других. Вспомним, например, о конце Римской империи. Представьте, что ваши предки служили сборщиками налогов (и некоторые, вероятно, действительно ими служили). С точки зрения этих людей, крах империи после 409 г. – обстоятельство очень неприятное. А теперь представим солдата-наемника из маленького римского городка. Для него распад империи и образование взамен нее множества государств, нуждавшихся в солдатах, должно быть, открыли новые перспективы. Мы склонны считать темные века плохим временем. Но все зависит от того, с какой стороны взглянуть.
