С ног на голову
На первый взгляд, сприггина (Spriggina) с узким и длинным телом больше подходит на роль предка червей, чем скатертеобразная дикинсония. Тело сприггины примерно того же размера и формы, что и мизинец. Оно так же, как и палец, разделено поперечными линиями и бороздками, а на месте ногтя находится серповидная “голова” организма. Мартин Глесснер уловил сходство этого ископаемого с современным тропическим червем томоптерисом (Tommopteris).
Этот червь в изобилии водится в поверхностных водах Тихого океана – особенно в определенные моменты лунного цикла, служащие для размножения. Десятилетиями сравнение сприггины и томоптериса всех устраивало – пока Дольф Зейлахер не решил изменить мнение насчет сприггины и перевернуть с ног на голову само ископаемое.
По мнению Зейлахера, мы настолько увлеклись сравнением сприггины с современным червем, что нам не пришло в голову перевернуть ее, представив серп не “головой” животного, а “якорем”. Ориентированная таким образом сприггина превратилась в напоминающее чарнию существо. Более того, у сприггины присутствует диагностический признак вендобионтов: симметрия скользящего отражения. Иными словами, ученые провалили своего рода тест Роршаха
[142].
То, что мы увидим в окаменелостях, полностью зависит от исходных посылок – в данном случае от наших тайных предпочтений в отношении полярности. Нужно уметь отличать верх от низа. Но касательно сприггины мы до сих пор не определились
[143].
Лукавство Фибоначчи
В прошлом считалось обычным делом видеть в отпечатках с фермы Эдиакара медуз, червей и членистоногих. Если так, то ученым не хватало информации о других крупных группах беспозвоночных, например типа иглокожие (включающего морских звезд и морских ежей). И здесь на сцену выходит трибрахидиум (Tribrachidium).
Это дисковидный отпечаток размером с крупную монету, на котором можно рассмотреть три лопасти, выходящие из центральной точки: похоже на символ трискелион. Позднее сопоставимое с трибрахидиумом ископаемое аркаруа (но с пятью, а не с тремя “лучами”) открыл австралийский геолог Джим Гелинг
[144]. Эти окаменелости долго считались родственниками современных морских звезд и морских ежей, то есть иглокожих с пятилучевой симметрией. Но этой изящной гипотезе мешают два неудобных факта. Во-первых, древнейшим из достоверно известных иглокожих начала кембрия не свойственна ни пяти-, ни трехлучевая симметрия. Следовательно, подобные виды симметрии появились позднее. Во-вторых, организмы, имеющие три или пять частей и теперь встречаются повсеместно: от простейших вроде Quinqueloculina (с пятью камерами; см. гл. 1) и Triloculina (с тремя камерами) до пятилепесткового шиповника и трехлепестковой лилии. Пяти- и трехлучевая симметрии возникают потому, что числа 3 и 5 входят в последовательность Фибоначчи: 1, 2, 3, 5, 8, 13 и т. д. Этот ряд в природе обычен по очень простой причине: в результате деления 5 на 3 (или 13 на 8) получается иррациональное число Φ. Оно само допускает стабильную упаковку повторяющихся элементов вокруг оси. Кратность и повторяемость в природе почти всегда сопряжены с числами 3 и 5
[145]. Правда, наличие трех (или пяти) частей довольно мало расскажет о родственных отношениях организма, будь то шиповник или дисковидная аркаруа (Arkarua). К счастью для природы и к расстройству поклонников иглокожих, эти числа для представителей царства животные не могут служить решающим признаком – лишь вторичным, производным.
Таким образом, наиболее экономная интерпретация трибрахидиума – это посчитать его нижним отпечатком тела существа, похожего на чарнию. В пользу этого взгляда теперь можно привести “чарниоморфов” с тремя лопастями. Именно это мы наблюдаем у чарниодискуса (Charniodiscus), рангеи (Rangea), птеридиниума (Pteridinium) и, кажется, у пятилопастной свартпунтии (Swartpuntia)
[146].
Прощай, медуза!
Без сомнения, наиболее часто в Эдиакарских горах встречаются отпечатки дискообразных существ, теперь обычно относимых к аспиделлам (Aspidella). Размер дисков варьирует от соска до обеденной тарелки. У последних часто наблюдаются вложенные кольца, что напоминает морщины на рисовом пудинге или складки на “колоколе” медузы.
Та идея, что диски являются остатками медуз, захватила умы. Вот почему их до сих пор называют медузоидами. И именно поэтому мы все еще можем зайти в национальный музей и увидеть эдиакарские диорамы с косяками прозрачных медуз над рифленым песчаным дном. (Вообще-то и у меня интерес к окаменелостям пробудил именно такой плакат с медузой в школьном классе в 1954 г.)
Правда, в Англии Тревор Форд еще в 1958 г. сообщал о схожих по форме с медузами структурах, прикрепленных к основанию похожих на чарнию организмов. Люди десятилетиями закрывали глаза на неудобную правду: медузоподобные диски в составе эдиакарской биоты совсем не “медузоподобные”. У них, как правило, нет щупалец, гонад и прочих обычных для медуз признаков. Напротив, многие медузоиды оказались частью системы эдиакарских “листьев” и сейчас называются прикрепительными дисками. Но и этот термин в отношении дисков и медузоидов – лишь предположение. Пока собрано очень мало фактов, указывающих, что они были способны удержать живое существо: они выглядят слишком тонкими и плоскими. Происхождение отпечатков других докембрийских “медуз” оказалось еще прозаичнее: колонии бактерий, газовые пузырьки, минеральные наросты и царапины, оставленные водорослями, кружащимися на прикрепляющейся части таллома во время приливов и отливов
[147].
Рис. 17. Я изобразил здесь кимбереллу (Kimberella) на основе материала (555 млн лет) с побережья Белого моря. Эти окаменелости обычно имеют длину 1–3 см. “Оборку” по краям сравнивали с мантией современных моллюсков. Структура в виде трубки (слева) предположительно была сифоном.
