И тут произошло, как мне показалось, непоправимое. Часть турок, подходивших с северо-востока, пошла западнее, параллельно городским стенам. Задунайские казаки неожиданно, развернувшись лавой, галопом помчались на своих бывших «братьев по оружию». Они смогли остановить наступающих и даже кое-где опрокинуть их. Но своим лихим маневром они обнажили фланг и подставили его под удар турецкой кавалерии. Превосходящими силами турки смяли задунайцев. Сабельная рубка превратилась в резню. Серега, оценив ситуацию, лично повел половину своего отряда на помощь казакам. Я рыпнулся было пойти с ними, но он грозно рявкнул на меня:
– Подпоручик, вы остаетесь здесь. Это приказ!
Сразу же после этого последовала еще одна попытка прорваться через мост. Единственный оставшийся с нами пулемет вкупе со стрелками сумел этому помешать, но надолго ли, подумал я.
А чуть севернее, где берега были не столь топкими, турки подтащили к речушке пару орудий, и второй пулемет, срочно передислоцированный на север, был обстрелян ядрами и картечью. Видимо, турецкие топчи
[54] сумели накрыть пулеметный расчет – во всяком случае, он замолчал. Наши минометы, в свою очередь, подавили орудия, но, пользуясь тем, что у нас больше не было пулемета, турки начали потихоньку продвигаться в нашу сторону.
А вот у меня на участке не было ни раненых, ни убитых, и я пожалел, что не пошел с Серегой, и даже подумывал отправиться в том направлении. Но я человек военный, и приказ есть приказ…
21 (9) ноября 1854 года.
Лондон. Тауэр.
Сэр Теодор Фэллон, аналитик
Вскоре после визита Ротшильда мне сообщили, что мои «покои» теперь запирать не будут и что в светлое время суток я могу гулять по территории Тауэра, но с условием, что ни к одним из ворот подходить не буду. Я для интереса сбегал вниз по лестнице Белой Башни. На первом, с точки зрения русского человека, этаже находились хозяйственные помещения – кухня, какие-то офисные помещения, цирюльник (к которому я зашел, чтобы побриться – мой бритвенный станок мне так и не вернули, в отличие от зубной пасты и щетки) и даже портняжная мастерская… После бритья – мне заодно чуть подравняли волосы – я спустился дальше, в подвалы Белой Башни. Тут были кладовые. Из одной как раз выкатывали какую-то бочку, в других на дверях висели большие замки. А в середине подвалов находился пост охранников, которые щеголяли все в тех же красных мундирах.
Где именно находился подземный ход, понять было трудно: все проходы перекрывали двери, которые на плане отсутствовали. А двери были хоть и старые, но из мореного дуба, замки – массивные, причем явно не средневековые. Возможно, что кто-то из наших разведчиков и смог бы их открыть без ключа, но меня таким вещам не обучали. Да и ничего такого, из чего можно было бы сделать отмычку, у меня тоже не было. А даже если бы и было… Не успел я спуститься по лестнице, как охранники мне намекнули: «Вам, ваша честь, здесь делать нечего – все, что вам нужно, этажом выше».
Ну что ж, за неимением гербовой пишем на простой… Я незаметно присматривался к распорядку дня в Тауэре. Несколько раз в течение дня в замок на телегах привозили туши быков, какие-то бочки (судя по тому, что их не несли, а катили, весьма тяжелые), непонятные ящики. Бифитеров во внутреннем дворе каждый раз было не более десятка, причем именно они помогали возницам разгружать их транспортные средства. Я подошел разок, чтобы взглянуть на сами телеги. Мне было интересно, можно ли спрятаться под одной из них. Но проявлять явный интерес к ним я не стал: сразу засекут. А чтобы меня не заподозрили, поинтересовался, что именно находится в бочках.
– Сэр, – жизнерадостно ответил один из йоменов, розовощекий здоровяк, – привезли свежего пива с соседней пивоварни. Хотите, мы вам принесем? А вечером доставят хок
[55]; он для королевских погребов, но мы получили инструкции занести пару бутылок вашей милости.
– Благодарю вас, – я усмехнулся и хотел было отойти, но вдруг поскользнулся и упал. Йомены подняли меня с извинениями, мол, шел дождь, вы, сэр, поосторожнее… А я увидел то, что хотел увидеть: под корпусом телег было полое пространство, в котором при желании можно было спрятаться.
Со смущенной рожей я конфузливо попросил новую одежду – та, которая была на мне, теперь стала мокрой и грязной. Потом я вернулся в свои «гостевые покои». Кстати, в них было довольно тепло – именно здесь, в Тауэре, на отоплении особо не экономили. Отапливалась моя комната печкой, находившейся с другой стороны стены. Я вспомнил, что в Голландском доме не всегда приносили уголь для камина и в нем было не в пример холоднее.
Вскоре ко мне пришел Альфред, дядя Винстона. Поприветствовав меня, он протянул мне расписку: «Получила 120 фунтов. Катриона Мак-Грегор».
– Вы, надеюсь, узнали почерк вашей знакомой? – спросил Альфред.
– В первый раз его вижу, – признался я честно. – Но я вам верю, сэр Альфред. А как насчет моей свободы?
– Сожалею, сэр Теодор, пока ничего сделать не получилось. Но мы смогли добиться улучшения условий вашего содержания. И надеемся, что рано или поздно вас выпустят. У нас уже готов особняк для вас в Кенсингтоне, вам он, надеюсь, понравится.
– Ну что ж, дорогой сэр Альфред, я вам благодарен. Вот только надеюсь, как мы и договаривались, что и в последующие годы мисс Мак-Грегор будет выплачиваться оговоренное содержание. А пока вот вам пара бумажек с кое-какими набросками. Хотите их обсудить?
На бумажке было несколько имен с пояснением должности каждого – далеко не всех, понятно, и не всегда правильно. Кроме того, там были отмечены интересные черты характера – в основном, понятно, выдуманные. Именно этот список мы с Женей обговорили при подготовке операции. Конечно, я вспомнил не все, но кое-что добавил по своему усмотрению.
Альфред сразу же вцепился в эти листочки и, прочитав, что там было указано, расцвел и попрощался, пообещав обсудить их с Каттлеем, после чего либо он сам либо Каттлей заглянет ко мне еще раз. Перед уходом он, довольно улыбаясь, добавил:
– Полагаю, сэр Теодор, что нам с вами вскоре предстоит долгая и плодотворная работа.
Вчера вечером Викуля неожиданно вернулась – видите ли, ее ненаглядный Альберт задержался в Бате и будет не ранее послезавтра. Я подумал было устроить «лежачую забастовку», но тут же сообразил, что Ее Крючконосость страшна в гневе и непредсказуема. Потому означенная «забастовка» прекратилась, не успев начаться.
А с утра она, лежа на кровати, приняла королевскую позу (хотя королева все еще была не одета, это выглядело далеко не комично) и неожиданно спросила:
– Сэр Теодор, у вас есть какие-нибудь пожелания?
