– Браво, виконт! – на лице королевы впервые за все время нашей беседы появилась улыбка. – Вы можете рассчитывать на мою полную поддержку во всех ваших начинаниях. Вам предоставят столько средств, сколько вам понадобится для устранения самой страшной угрозы для нашего королевства со времен появления в водах Англии «Великой армады» испанцев. Помните, что если мы в самое ближайшее время не остановим Россию, то великая империя, созданная нашими славными предками, может рухнуть. Итак: победа или смерть!
Я поклонился королеве и покинул ее, погруженную в тяжелые размышления. Наступило время действий. Нельзя терять ни минуты. Или мы победим Россию, или она победит нас. Третьего не дано!
16 (4) декабря 1854 года.
Французская империя. Амьен.
Игнаций Качковский, беглец
На привокзальной площади царила обычная суета: сновали экипажи, то выгружая пассажиров и багаж, то увозя тех, кто только что приехал. Бойкие торговки предлагали свою немудреную снедь. Посреди площади на посту замер полицейский, который, вместо того чтобы внимательно осматривать прохожих, покуривал трубку, обращая внимание разве что на женский пол. Некий тип неприметной наружности взглянул на мой чемоданчик, но, напоровшись на мой колючий взгляд, поднял руку, мол, не беспокойтесь, мсье, я все понял и поищу себе жертву попроще.
– Вы на Ле Трепор? – спросил я у одного из водителей дилижансов, ожидавших на северной стороне площади.
– Нет, я на Мобёж через Сен-Кантен – видите табличку, мсье? Трепорские там, – и он показал на пустое место чуть подальше. – Но вы сначала купите билет.
И правда, если ранее приходилось платить за проезд прямо кучеру дилижанса, то сейчас рядом с экипажами находилась будочка с надписью «Билеты», в которой сидел человек в форме и с пышными бакенбардами. На мой вопрос про Трепор он назвал цену, взял деньги, спросил фамилию (я назвался мсье Мишо – так звали одного моего армейского приятеля), выписал сам документ, после чего добавил:
– Отправляется он в половину четвертого, мсье. Будет в Трепоре в десять вечера. Ну или чуть позже.
– А что, пораньше ничего нет?
– Зима же, мсье. На море мало кто хочет ехать, вот разве что те, кто туда следуют для того, чтобы лечиться. Но вы, мсье, на такого не похожи… – И он посмотрел на меня, ожидая откровений.
– У меня там живет друг, я вместе с ним служил в Алжире. Он пригласил меня в гости.
– Понятно. Значит, будьте здесь не позже трех часов. А то потом народ набежит, и все лучшие места позанимают.
– Мерси, мсье!
Я достал часы из кармана: как я и думал, у меня в запасе оставалось более двух часов. Мне вдруг захотелось поесть, но ничего покупать на площади я не хотел, мне совсем не улыбалось заработать диарею, а то и полноценное пищевое отравление. Западную сторону площади окаймлял бульвар де Бельфор, с другой стороны которого находились рестораны получше, да и публика, вышедшая на променад, была почище: неспешно прогуливались солидные буржуа, дамы дефилировали под шелковыми зонтиками, чопорные бонны вели за руку нарядных детей…
– Новое о покушении на нашего любимого императора! Новое о покушении на нашего любимого императора! Читайте «Пикардийский курьер»! – орал мальчишка лет двенадцати, размахивая стопкой газет, зажатой в левой руке.
Я протянул монетку белобрысому нахалу, и он принял ее у меня с видом сеньора, оказавшего милость своему вассалу. Засунув монетку в нагрудный карман поношенной куртки, он протянул мне газету, скользнув по моему лицу равнодушным взглядом. Но вдруг выражение его плутовской физиономии изменилось, и он, перестав кричать, сунул газеты под мышку и, перебежав через бульвар, со всех ног помчался в сторону полицейского, изредка бросая на меня косые взгляды. Знакомство с местными стражами порядка никак не входило в мои планы, и потому я решил ретироваться.
Стараясь не спешить, я свернул на рю де Нуайон. Увидев заведение под названием «Ле Бушон»
[112] и убедившись, что проклятый малец не смотрит в мою сторону, я юркнул в двери ресторации. Пройдя сквозь зал, я вышел через черный ход и оказался в одном из переулков, откуда направился дальше к собору Нотр-Дам. Где-то далеко, со стороны рю Нуайон, послышалась трель полицейского свистка. Еще чуть-чуть, и я бы точно загремел в полицию. А там… Мне даже не хотелось думать о том, что за этим последовало бы.
В местном Нотр-Даме я уже бывал, но это было давно, и я вновь поймал себя на мысли, насколько он красивее и изящнее, чем парижский обрубок с тем же названием, хотя, конечно, и здесь башни так и остались недостроенными. Увы, времени наслаждаться его ажурной готикой и древними витражами у меня не было. В соборе я прошел в часовню Святых даров, стал на колени, как и положено молящемуся, и, делая вид, что читаю про себя молитву, заглянул в газету, которую положил перед собой.
Первое, что я увидел в ней, был портрет, достаточно точно изображавший мою персону, с припиской внизу: «Этот поляк хотел убить нашего дорогого императора. Награда за его поимку – три тысячи франков!»
Конечно, сейчас у меня были накладные бакенбарды и усы – кстати, совсем другой формы, нежели во время покушения, – но узнать меня при желании все же было можно, хотя и с большим трудом. Похоже, мальчишка меня узнал. Сам виноват, надо было быть поосторожнее.
Но теперь для меня была закрыта дорога и на вокзал, и к дилижансам. Да и в Ле Трепор ехать смысла уже не было. Во-первых, продавца билетов опросят в первую очередь, а он уж точно запомнил, что я купил билет именно в этот небольшой порт. Ну и во-вторых, ехал я туда потому, что там у меня был знакомый рыбак, не гнушавшийся иногда, за кругленькую сумму, тайком переправить кого-нибудь через Ла-Манш.
Вот только совсем не исключено, что и он узнает меня по портрету, напечатанному в газете. А тогда он точно сдаст меня местным жандармам – и за три тысячи франков, и потому, что я – несостоявшийся убийца их дорогого императора. Если бы он был один, можно было бы попытаться заставить его переправить меня в Англию под дулом револьвера. Но у него там целая команда головорезов, а в одиночку с его посудиной мне не справиться.
Более того, мне теперь заказана дорога во все порты побережья: Булонь, Кале, Дюнкерк… Единственное, что мне пришло в голову – добраться до Бельгии. Там к французам относятся плохо, но даже в этой стране трудно гарантировать, что меня там не узнают, полагаю, что три тысячи франков перевесят историческую неприязнь. Да и до границы более сотни километров… Так что и это не совсем подходящий вариант.
И что мне теперь прикажете делать? Дилижансы противопоказаны, поезда тоже, а возвращение в Париж равносильно тому, как если бы я сам положил голову под лезвие гильотины. Есть в Амьене человек, связанный с «Польшей Молодой», да только после того, как я убил Вечорека – а эта информация тоже была в статье, – еще неизвестно, как он со мной поступит. Так что единственное, что я могу сделать, это попробовать где-нибудь отсидеться. Только не в самом городе, а где-нибудь в его окрестностях. Найти одинокий дом, убить жильцов… Но и это чревато большими неприятностями, ведь неизвестно, когда и кто их хватится.
