А теперь Виллума Виллумсена убил головорез, если верить наводнившей деревню прессе, и что это все значит? Кто-то считал, что у него были очень большие долги. Ходили слухи, что Виллумсен вложил в отель гораздо больше, чем все остальные, что выдавал крупные кредиты. Значит, убийство – первая трещина в фундаменте, предупреждение, что все полетит к чертям? Неужели Карл Опгард – изворотливый, обаятельный, как проповедник, выпускник местной школы – вернулся в родную деревню и запудрил всем мозги воздушным замком?
Когда мы вышли из церкви, я заметил Мари Ос, шедшую под руку с отцом, – на фоне черного пальто ее лицо с обычным теплым румянцем казалось бледным.
Дана Кране видно не было.
Гроб вынесли родственники в великоватых костюмах, положили на катафалк и увезли, а мы стояли, словно благоговея, и смотрели ему вслед.
– Сейчас его не сожгут, – произнес тихий голос. Рядом со мной вдруг оказалась Грета Смитт. – Полиция хочет подержать у себя тело как можно дольше на тот случай, если что-то всплывет и понадобится проверка. Тело временно забрали на похороны, сейчас его обратно в холодильник положат.
Я все смотрел на машину, ехавшую так медленно, что она, казалось, не шевелилась, а из выхлопной трубы вылетал белый дым. Когда она наконец исчезла за поворотом у поля, я повернулся туда, где стояла Грета. Она пропала.
Перед Ритой Виллумсен выстроилась длинная очередь соболезнующих, и я не знал, хочется ли ей прямо сейчас видеть мою рожу, поэтому я сел на водительское сиденье «кадиллака» и стал ждать.
Мимо машины прошел одетый в костюм Антон Му с женой. Глаз ни один из них не поднял.
– Вот черт, – сказал Карл, когда они с Шеннон сели и я завел машину. – Знаешь, что Рита Виллумсен сделала?
– Что? – спросил я, выезжая с парковки.
– Я подошел с соболезнованиями, она в этот момент притянула меня к себе – я-то решил, она меня обнять хочет, а она вместо этого прошептала мне на ухо: «Убийца».
– Убийца? Уверен, что все правильно расслышал?
– Да. Она улыбалась. Хорошая мина при плохой игре, все так, но…
– Убийца.
– Да.
– Адвокат ведь сообщил ей, что незадолго до смерти ее муж простил тридцатимиллионный долг и дал тебе еще тридцать миллионов, – сказала Шеннон.
– И поэтому я убийца? – негодовал Карл.
Я знал, что взбесился он не потому, что не виноват, а потому, что, если учесть имеющуюся у Риты информацию, обвинения абсурдны. Вот как у Карла мозги работали. Он чувствовал, что Рита Виллумсен судит по его личным качествам, а не фактам, и это его задевало.
– Ну не так уж странно, что она что-то подозревает, – сказала Шеннон. – Если она знала о долге, ей показалось странным, что муж не рассказывал, что простил такую крупную сумму. А если она о долге не знала, она что-то почуяла, потому что адвокат получил документы уже после убийства, но с подписью под датой на несколько дней раньше.
В ответ Карл лишь хрюкнул, откровенно считая, что даже столь ясные логические рассуждения поведения Риты не объясняют.
Я посмотрел на небо. Обещали, что будет ясно, но с запада налетели темные облака. Как говорится, в горах погода меняется быстро.
59
Я открыл глаза. Пожар. Полыхали кровать и стены, на меня с ревом несся огонь. Спрыгнув на пол, я увидел на матрасе высокие желтые языки пламени. Как же я ничего не почувствовал? Посмотрел себе на ноги, я все понял. Я сам горел. Услышал голоса Карла и Шеннон из их спальни и побежал к двери – заперто. Подбежав к окну, я отдернул горящие шторы. Вместо стекол – решетки. А снаружи на снегу стояли трое. Таращились на меня, бледные, неподвижные. Антон Му. Грета Смитт. И Рита Виллумсен. Из темноты Козьего поворота вползла пожарная машина. Ни сирен, ни мигалок. Понизила передачу. Двигатель ревел все громче, а работал все тише. Затем машина совсем остановилась и заскользила назад, во тьму, из которой возникла. Из амбара, пошатываясь, вышел кривоногий мужчина. Курт Ольсен. В папиных боксерских перчатках.
Я открыл глаза. В комнате темно, но пожара нет. А вот рев есть. Нет, даже не рев – двигатель на высоких оборотах. Призрак «ягуара», вылезающий из Хукена. Постепенно просыпаясь, я услышал, что эти звуки – на трактор похоже – издает «лендровер».
Натянув штаны, я спустился.
– Я тебя разбудил?
На лестнице стоял Курт Ольсен, большие пальцы засунуты под ремень.
– Рановато, – сказал я. На часы я не посмотрел, но, повернувшись на восток, признаков восхода солнца тоже не заметил.
– Мне не спалось, – сказал он. – Вчера мы закончили обыск бараков на стройплощадке и не нашли ни Поуля Хансена, ни его машины, ни следов того, что они там бывали. А сейчас вышка перестала регистрировать сигналы его телефона: либо батарея разрядилась, либо он телефон отключил. Но ночью мне кое-что пришло в голову, и я решил эту идею побыстрее проверить.
Я попытался собраться с мыслями:
– Ты один?
– Про Мартинсен думаешь? – спросил Ольсен, одаривая меня ухмылкой, значение которой осталось для меня непонятным. – Причин будить Криминальную полицию нет, много времени это не займет.
На лестнице за моей спиной раздался грохот.
– Курт, что случилось? – Карл, еще сонный и, как и всегда утром, раздражающий своим хорошим настроением. – Нападение на рассвете?
– Доброе утро, Карл. Рой, когда мы здесь были в прошлый раз, ты сказал, что в день смерти Виллумсена утром тебя, как ты подумал, разбудил «ягуар». А потом звук исчез, и ты решил, что это сон.
– И?..
– Я задумался о том, что во время нашего визита на Козьем повороте было скользко. И что, может быть, – просто мой мозг никак не перестанет искать возможный ответ на эту загадку, – может быть, это был не сон, ты услышал «ягуар»: он не одолел последний склон, заскользил назад и…
Выдерживая театральную паузу, Курт стряхнул пепел с сигареты.
– Думаешь… – Я попытался сделать удивленный вид. – Думаешь, что…
– В любом случае я хочу проверить. Девяносто процентов работы следователя…
– …Это распутывание следов, которые никуда не ведут, – сказал я. – «Настоящее преступление». Я тоже ту статью читал. Удивительное дело, а? Ты в Хукен заглядывал?
Слегка недовольный Курт сплюнул рядом с лестницей:
– Пытался, но темно, обрыв крутой, мне нужна страховка, чтобы забраться подальше и все увидеть.
– Ясно, – сказал я. – Фонарь нужен?
– У меня есть, – сказал он, возвращая сигарету в уголок рта и поднимая черную штуку, похожую на копченую колбасу.
– Я с тобой, – сказал Карл и пошел обратно по лестнице одеваться.
Мы спустились к Козьему повороту, где с включенными фарами лицом к обрыву стоял «лендровер» Ольсена. Из-за погодных перепадов потеплело, температура была чуть ниже нуля. Курт Ольсен обвязал талию веревкой, лежавшей в багажнике.
