– И они не опешили, что тело так и не обнаружилось?
Я покачал головой:
– Принято считать, будто утопленники рано или поздно всплывают на поверхность. Их выбрасывает на берег, и затем кто-нибудь на них натыкается. Но это, скорее, исключение, как правило – они исчезают навсегда.
– Так что тогда его сын знает такого, о чем мы не знаем? – Шеннон сидела между нами и повернулась сперва ко мне, а потом – к Карлу.
– Вероятно, ничего, – ответил Карл, – следов мы не оставили. А если и оставили, то дождь, морозы и время их давно уничтожили. По-моему, он весь в отца – ухватился за нераскрытое дело и никак не бросит его. Для его отца таким делом был «кадиллак» там, внизу, а для Курта – его собственный отец, который бесследно исчез и никакого письма не оставил. Вот он и ищет ответа, а ответа нет. Согласен, Рой?
– Возможно. Но прежде я не замечал, чтобы он тут что-то вынюхивал. Почему, интересно, он начал только сейчас?
– Может, потому, что я домой вернулся, – предположил Карл, – а я был последним, кто видел его отца. Прежде мы с ним учились вместе, я был пустым местом, но потом в местной газете напечатали, что в Канаде я чего-то добился. И возомнил, что спасу эту деревню. Иначе говоря, я крупная дичь, а он охотник. Вот только из оружия у него только интуиция, подозрение, что тут что-то не так. Почему его отец пропал сразу после встречи со мной? Поэтому, когда я вернулся домой, прежние подозрения ожили. Прошли годы, он посмотрел на все с высоты прожитого времени и научился не пороть горячку. И он начал догадываться. Если его отец не в озере, то где? В Хукене – так он думает.
– Возможно, – снова согласился я, – но он что-то нарыл. Поэтому он так и рвется в Хукен. И ведь доберется.
– Ты же говорил, что Эрик Нерелл написал заключение, в котором не рекомендует спускаться туда из-за риска камнепадов? – уточнил Карл.
– Да, но когда я спросил Ольсена, тот сказал «посмотрим», причем дерзковато. По-моему, он нашел, как это обойти. Но что, интересно, он там ищет?
– Он думает, что труп спрятан в идеальном месте, – Шеннон закрыла глаза и запрокинула голову, словно решила загорать под луной, – и полагает, что вы спрятали его в багажнике машины – там, внизу.
Я взглянул на нее сбоку. В лунном свете лицо у нее сделалось таким, что глаз не отвести. Может, тогда, на вечеринке, Эрик Нерелл тоже почувствовал нечто подобное? Да нет, он-то видел просто телку, с которой можно по-быстрому перепихнуться, а вот я… а кстати, что же такое видел я? Ту, что не походила ни на одну из птиц, встречающихся у нас в горах. Шеннон Аллейн Опгард принадлежала к роду соловьев – они, подобно самой Шеннон, маленькие, некоторые из них меньше колибри, и они быстро учатся подражать пению других птиц. И еще они легко приспосабливаются: к зиме некоторые даже меняют расцветку и оперение, сливаясь с окружающим пейзажем. Шеннон уже говорила «опешить» и «мы спрятали его в багажнике», и выходило это у нее, будто так все и было на самом деле. Она без малейших колебаний приспособилась к месту, в котором оказалась. Меня она назвала братом, даже не задумавшись. Потому что теперь мы стали ее семьей.
– Точно! – воскликнул Карл. Видать, это словечко он подцепил, пока был в отъезде. – И если Курт так считает, надо помочь ему спуститься вниз – пускай увидит, что ошибается, и уймется. Мы замутили проект, в котором нам нужна поддержка всей деревни, – нельзя же, чтобы нас непонятно в чем подозревали.
– Может, и так. – Я почесал щеку. У меня вроде и чесалось не особо, но иногда такие жесты помогают задуматься о том, о чем ты еще не думал, и именно такое чувство у меня и возникло, будто я чего-то не учел. – Но мне б хотелось узнать, что он там собирается делать.
– Так спроси его, – предложил Карл.
Я покачал головой:
– Когда Курт Ольсен и Эрик Нерелл тут были, Курт врал – мол, он расследует автокатастрофу, а к его отцу это отношения не имеет. Так что карты он раскрывать не собирается.
Мы немного посидели молча. Капот под нами постепенно холодел.
– Может, этот Эрик видел его карты, – проговорила Шеннон, – и расскажет нам.
Мы посмотрели на нее. Она по-прежнему не открывала глаз.
– С какой стати ему рассказывать-то? – спросил я.
– Да с такой, что ему это будет выгоднее, чем не рассказывать.
– В смысле?
Она повернулась ко мне, открыла глаза и улыбнулась. Влажные зубы поблескивали. О чем она толкует, я, разумеется, не понял, зато понимал, что она, как и мой отец, живет в убеждении, будто семья – это главное. Семья выше закона. Выше всего человечества. И с одной стороны мы, а с другой – весь этот быдляк.
16
На следующий день ветер переменился.
Утром, когда я спустился на кухню, Шеннон стояла возле печки, скрестив на груди руки. На ней был мой старый шерстяной свитер. Смотрелся он нелепо и не по размеру, и я решил, что собственные свитеры с высоким горлом у нее закончились.
– Доброе утро, – поприветствовала она меня. Губы у нее были бледные.
– Ты что-то рано. Как дело продвигается? – Я кивнул на разложенные на столе чертежи.
– Так себе, – она подошла к столу и собрала рисунки, я так и не успел ничего разглядеть, – но даже средненькая работа – это лучше, чем когда лежишь, а тебе не спится. – Шеннон сложила рисунки в папку и снова отошла к печке. – Скажи, это вообще нормально?
– Нормально?
– В это время года.
– Ты про холод? Да.
– Но вчера…
– И так, как вчера было, – это тоже нормально, – я шагнул к окну и посмотрел на небо, – в том смысле, что погода тут быстро меняется. Это же горы.
Она кивнула. Видно, привыкла, что одним-единственным словом «горы» принято объяснять все, что угодно. Я заметил, что кофейник стоит на конфорке.
– Свежий и горячий, – сказала она.
Я налил себе кофе, посмотрел на нее, но Шеннон покачала головой.
– Я все думаю про Эрика Нерелла, – снова заговорила она, – у него ведь жена беременная, да?
– Ага. – Я отхлебнул кофе. Вкусный. Впрочем, не знаю, принято ли считать такой кофе вкусным, но мне как раз такой и нравится. Значит, она запомнила, как я варю себе кофе. Ну, или у нас одинаковые вкусы. – Но по-моему, нам у него что-то выведывать не к спеху.
– Правда?
– Похоже, скоро снег пойдет.
– Снег? – недоверчиво переспросила она. – В сентябре?
– Если повезет.
Она медленно кивнула. Сообразительная девушка, она сразу все поняла. Снег означал, что чего бы там Курт Ольсен в Хукене ни искал, но теперь и спуститься, и искать ему будет намного сложнее.
– Но он и растаять может, – сказала Шеннон, – тут же все так быстро меняется, – она сонно улыбнулась мне, – в горах.
