– Ага. Проверь банковский счет.
Он положил трубку.
Я сделал, как он велел. Через Интернет вошел в личный кабинет и увидел перевод из американского банка. В комментарии было написано: «Спасибо, что дал взаймы, братишка, с Рождеством!» Шестьсот тысяч крон – намного больше того, что я отправил ему на учебу, даже с процентами и процентами на проценты.
От радости я заплакал. Не из-за денег – мне всего хватало. Из-за Карла – что у него все хорошо. Разумеется, я мог бы задать вопрос, как Карлу удалось за несколько месяцев заработать столь крупную сумму – и это с зарплатой новичка в компании, занимающейся недвижимостью. Кстати, я знал, на что потратить деньги. Как следует утеплю ванную комнату на ферме. Здесь, в мастерской, я еще одно Рождество не высижу.
В деревне, как и в городе, безбожники ходят в церковь раз в год – на Рождество. Не в канун Рождества, как в городе, а в первый день Рождества.
По дороге со службы ко мне подошел Стэнли Спинд и пригласил на следующий день на завтрак, туда еще люди придут. Слегка неожиданно, да и в последний момент, – ясное дело, кто-то рассказал ему, что бедняга Рой Опгард сидит на Рождество в мастерской совсем один. Хороший ты парень, Стэнли, но я честно ответил, что все праздники работаю, чтобы остальные сотрудники могли отдохнуть. Он положил руку мне на плечо и сказал, что я хороший человек. Стэнли Спинда знатоком человеческой природы не назовешь. Я извинился и пошел догонять Виллумсена и Риту, направлявшихся на парковку. Виллумсен опять раздулся до своих обычных, правильных размеров. Хорошенькой краснощекой Рите в шубе явно было тепло. А я, кобель, которого только что назвали хорошим человеком, взял связку сосисок Виллумсена – к счастью, одетую в перчатку – и пожелал им обоим веселого Рождества.
– Счастливого Рождества! – поправила меня Рита.
Конечно, я помнил, чему она меня учила: в приличных домах до кануна Рождества желают веселого Рождества, а счастливого Рождества – с первого дня и до кануна Нового года. Но если Виллумсен услышит, что деревенщина вроде меня знает о таких тонкостях, у него возникнут подозрения, а потому я улыбнулся и кивнул, словно не заметил, что меня поправили. Хороший человек, my ass
[19].
– Я хотел бы поблагодарить за кредит. – Я протянул Виллумсену простой белый конверт.
– А? – спросил он, взвесив его в руке и посмотрев на меня.
– Сегодня ночью я перевел деньги на ваш счет, – сказал я. – А это выписка.
– Проценты капают до первого рабочего дня, – сказал он. – Осталось еще три дня, Рой.
– Да, я это учел. Еще немного добавил.
Он медленно кивнул:
– Разве не приятно – рассчитаться с долгами?
Я одновременно и понял и не понял, что он имел в виду. Слова-то я понял, но не интонацию.
Ее я пойму еще до конца календарного года.
38
Во время встречи с Виллумсенами перед церковью в первый день Рождества язык тела, взгляд и мимика Риты не выдали ничего. У нее все было хорошо. Но встреча определенно в ней что-то пробудила. Она забыла то, что лучше забыть, и вспомнила то, что стоило помнить. Через три дня, в первый рабочий день, от нее пришла эсэмэска.
Пастбище послезавтра в 12:00.
Как узнаваемо – коротко и по делу, по моему телу словно пробежала дрожь, а слюни потекли, как у собаки Павлова. Условная реакция – вот как это называется.
Я устроил с самим собой краткую и горячую дискуссию на тему того, надо мне это или нет. Разумный Рой проиграл вчистую. А еще я забыл, почему чувствовал своего рода освобождение, когда наши свидания прекратились, а вот остальные эмоции помнил во всех подробностях.
Без пяти двенадцать я пришел на лесную поляну, откуда было видно пастбище. Всю дорогу я прошел с эрекцией – с того момента, как увидел, что на гравийной дороге припаркован «сааб-сонет». Снег в этом году заставил себя ждать, но ударили заморозки, солнце нанесло нам краткий визит, и резкий воздух было приятно вдыхать. Из трубы поднимался дым, а занавески окон гостиной были задернуты. Обычно она так не делала, а от мысли, что она приготовила сюрприз – может, как-то по-особенному улеглась перед камином, ради чего пришлось потушить свет, – по телу побежали мурашки. По открытому пространству я подошел к двери. Приотворенной. Раньше, когда я приходил, она обычно была закрыта, а иногда даже заперта, и мне приходилось тянуться к дверному косяку за запасным ключом. Подозреваю, ей нравилось ощущение, что я буквально вламываюсь к ней, как ночной вор. Знаю, что именно поэтому она тогда дала мне ключ от подвала, – он все еще был у меня, и иногда я представлял, как воспользуюсь им. Я широко распахнул дверь и вошел в полумрак.
И тут же почувствовал: что-то не так.
Пахло не так.
Если только Рита Виллумсен не начала курить сигары. И еще до того, как мои глаза привыкли к темноте, я понял, чья фигура сидела лицом ко мне в стоявшем посреди гостиной кресле.
– Молодец, что пришел, – сказал Виллумсен так дружелюбно, что у меня по спине холодок пробежал.
В пальто и меховой шапке он напоминал медведя. А в руках держал направленный на меня ствол.
– Дверь за собой закрой, – сказал он.
Я подчинился.
– Три шага вперед, и медленно. И встань на колени.
Я сделал три шага.
– На колени, – повторил он.
Я заколебался.
Он вздохнул:
– Ну слушай. Каждый год я трачу много денег на путешествие в другую страну и охоту на зверей, в которых никогда прежде не стрелял. – Он нарисовал в воздухе галку. – Большинство в моей коллекции есть, а вот твоего вида, Рой Опгард, не хватает. Так что – на колени!
Я встал на колени. Тут я увидел, что между входной дверью и креслом раскатан полиэтилен – такой еще расстилают во время ремонта.
– Где ты машину оставил? – спросил он.
Я рассказал. Он удовлетворенно кивнул.
– Коробка снюса, – произнес он.
Я не ответил. В голове у меня роилась куча вопросов, а не ответов.
– Спросишь, как я тебя раскрыл, Опгард. Отвечаю: по коробке снюса. После того как у меня нашли рак, врач сказал мне: лучшее, что я могу сделать для своего здоровья, – начать правильно питаться и двигаться. Вот я и стал гулять. В том числе и сюда, куда не ходил много лет. И парочку таких упаковок я нашел в холодильнике.
Он швырнул мне на полиэтилен серебристую коробку «Берри».
– В Норвегии такого не купишь. По крайней мере, не у нас в деревне. Я спросил Риту, и она сказала, что, наверное, табак оставили рабочие-поляки, – они год назад дом ремонтировали. И я ей верил. До того самого момента, пока ты не пришел ко мне просить денег. Вот я и сложил два и два. Снюс. Ремонт «сааба-сонет». Дом на пастбище. И Рита вдруг стала такой ласковой и покладистой, какой не была никогда, – явно не просто так. И я порылся в ее телефоне. Там я нашел старое сообщение – кому-то по имени Агнета, которое она не удалила. Пастбище, день и время – и все. Я проверил данные – номер Агнеты на самом деле зарегистрирован на тебя, Рой Опгард. И вот позавчера я опять позаимствовал телефон Риты и отправил тебе то же самое сообщение, только время изменил.
