– Но когда мы делаем вот такую невинную рожу, как у этой, вы, мужики, сразу думаете: вот бедняжечка! А нам только того и надо. – Она рассмеялась. – Какие ж вы примитивные!
Я надел перчатки и принялся смазывать маслом багеты.
– А у вас есть секретное общество? – поинтересовался я.
– Чего-о?
– Ну, женщины, которые считают, будто знают всех остальных женщин как облупленных. Вы друг дружке хоть рассказываете, как вы сами устроены, чтобы уж наверняка знать? Потому что я, например, про мужчин ни хрена не знаю. Каких только среди них не бывает. Мне кажется, будто я его насквозь вижу, а правдой оказывается всего процентов сорок, не больше, – я сунул в багет салями и яйца – все это доставляют уже порезанным, – а ведь мы-то примитивными считаемся. Так что вам повезло – вы изучили половину человечества.
Юлия не ответила. Но я заметил, как она сглотнула. Сильно я, видать, не выспался, если вдруг взял и вот так набросился на девчонку, которая недавно из школы вылетела. Такие, как она, слишком рано берутся за плохое, а к хорошему идут долго. Но это вопрос времени. Она, как отец говорил, с головой. Бунтует, это да, но поддержка ей будет полезнее, чем тычки. Разумеется, и то и другое сгодится, но поддержка важнее.
– А ты, похоже, неплохо научилась резину-то менять, – сказал я.
Сейчас сентябрь, но те, у кого дачи на самой вершине, увидели снег еще на прошлой неделе. И хотя мы не продаем шины и не предлагаем свои услуги по их замене, горожане на своих кроссоверах, бывает, заглядывают к нам и умоляют помочь. И мужчины, и женщины. Они даже простейшие действия сами не способны осуществить. Если какая-нибудь солнечная буря выведет из строя электричество, то не пройдет и недели, как все эти бедолаги вымрут.
Юлия весело улыбнулась. Даже чересчур весело. Погода там, у нее в голове, переменчива.
– Эти городские думают, что сейчас скользко, – сказала Юлия, – а что же будет, когда настоящие холода стукнут – минус двадцать или тридцать.
– Тогда будет уже не так скользко, – возразил я.
Она удивленно посмотрела на меня.
– Чем ближе температура к точке таяния, тем сильнее гололед, – пояснил я. – Самая скользкая пора – это когда на улице примерно минус семь. Именно такую температуру стараются поддерживать на хоккейном поле. И субстанция, на которой мы поскальзываемся, – это вовсе не тонкий слой замерзшей воды под давлением, как считалось прежде, а газ, возникающий благодаря молекулам, освобождающимся при этой температуре.
Она посмотрела на меня глазами, полными восхищения:
– Откуда ты все это знаешь, а, Рой?
От этого я почувствовал себя одним из тех придурков, которых не выношу, – нахватаются по верхам, а потом блещут эрудицией.
– Мы же продаем журналы, в которых такого полно. – Я показал на полки, где рядом с журналами об автомобилях, лодках, охоте и рыбалке, детективными романами и парой глянцевых изданий, на которых директор по продажам особо настаивал, была выставлена и «Популярная наука».
Но Юлия не позволила мне отказаться от лавров героя:
– А по-моему, тридцатник – это немного. Уж всяко лучше, чем двадцатилетние сопляки. Думают, что если на права сдали, значит они взрослые.
– Юлия, мне давно не тридцать.
– Да ладно? А брату твоему сколько?
– Тридцать пять.
– Он вчера у нас заправлялся, – сообщила она.
– Так не твоя же смена была.
– А мы с подружками как раз в Кнертен ездили. Это он сам сказал, что твой брат. И знаешь, что мои подружки сказали? Что твой брат – ЯБВ.
Я промолчал.
– Но знаешь что? Мне кажется, что это ты ЯБВ.
Я смерил ее строгим взглядом, но она лишь ухмыльнулась, после чего едва заметно выпрямилась и расправила свои широкие плечи.
– ЯБВ означает…
– Спасибо, я знаю, что это означает, Юлия. Там доставка приехала – встретишь?
На заправку въехал грузовик с товарами. Минералка и сладости. Юлия наградила меня хорошо отрепетированным взглядом, в котором читалось «ох-я-сейчас-умру-со-скуки», и надула из жвачки пузырь, а когда он лопнул, тряхнула головой и вышла.
3
– Здесь? – Я недоверчиво оглядел пастбище.
– Здесь, – подтвердил Карл.
Поросшие вереском кочки. Гора с заснеженной вершиной. Вид сногсшибательный, не поспоришь, со всех сторон – синеватые горные вершины, а внизу, в озере, блестит солнце. И тем не менее.
– Сюда придется проложить дорогу, – сказал я, – провести водопровод. Канализацию. Электричество подключить.
– Ага, – рассмеялся Карл.
– И поддерживать порядок. Поддерживать порядок в зданиях, которые ты отстроишь на… на самой вершине этой чертовой горы!
– Это же необычно, верно?
– И красиво, – добавила Шеннон. Она стояла позади, скрестив на груди руки, и дрожала в своем черном пальто. – Это будет красиво.
Я вернулся домой пораньше и прямо с порога выругал Карла за плакаты.
– Ты почему мне ни слова не сказал? – спросил я. – Ты хоть представляешь, сколько народа меня сегодня вопросами замучило?
– И сколько же? А настроены люди хорошо? – Судя по тому, с каким интересом Карл спрашивал, плевать он хотел на мои чувства – подумаешь, отодвинул в сторону собственного брата!
– Да ты охренел, что ли? – возмутился я. – Ты почему мне не сказал, что за этим и вернулся?
Карл приобнял меня за плечи и улыбнулся своей дьявольски обаятельной улыбкой:
– Потому что не хотел, чтобы ты узнал только половину всей истории, Рой. Не хотел, чтобы ты ходил тут и придумывал всякие отмазки. Ты же вечно сомневаешься во всем, да ты и сам это понимаешь. Поэтому сейчас мы сядем ужинать, и ты все узнаешь. Идет?
И да – я, разумеется, размяк, но, может, еще и оттого, что сегодня, впервые с тех пор, как не стало мамы с папой, я вернулся домой к накрытому столу. Мы заправились едой, а затем Карл показал мне проект отеля. Если на луне поставить юрту, получится точь-в-точь этот отель. Вот только по нашей луне бродят олени. Изображая окрестный пейзаж, архитектор ограничился этими оленями и кучками мха, в остальном же все выглядело пустовато и по-модернистски. Странновато, что мне понравилось, однако это, наверное, оттого, что больше было похоже на автозаправку где-нибудь на Марсе, а не на отель, в котором будут отдыхать всякие бездельники. По-моему, от подобных мест чаще всего ожидают красоты и уюта: национал-романтизм, намалеванные на стенах традиционные розочки, поросшая травой крыша, дома сказочных конунгов и хрен знает что еще.
После мы прошли с километр до клочка земли, где закатное солнце золотило вереск, а гранитные вершины вокруг казались до блеска отполированными.
