– Да, спасибо. Наверное, тебе нечего сказать и по поводу того, что Карл перенес свой бизнес в Канаду после того, как его компания стала объектом расследования: Комиссия по ценным бумагам и биржам США подозревает махинацию на курсе.
– Вообще-то, мне есть что сказать, – ответил я, протягивая ему бумажный стаканчик с кофе, – по поводу того, что ты готовишь материал о бывшем парне своей жены. Такой комментарий тебя устроит?
Кране тяжело вздохнул, засунул блокнот обратно в карман куртки и глотнул кофе.
– Если бы местной газете вроде нашей нельзя было писать о тех, кто имеет к деревне то или иное отношение, мы бы ни одного репортажа не сделали.
– Понимаю, но ты ведь сообщишь об этом в конце газетной статьи, правильно? Что написал ее человек, которого обслужили после Карла Опгарда.
Я увидел, как в глазах марафонца засверкали молнии. Его долгосрочная стратегия зашаталась, и он вот-вот скажет или сделает то, что конечной цели на пользу не пойдет.
И после того, как его брат Рой от обслуживания отказался.
Я этого не сказал. Разумеется, не сказал. Только поиграл с мыслью о том, что это здорово выбило бы Дана Кране из колеи.
– Спасибо, что уделили мне время, – сказал Кране, застегивая молнию непромокаемой куртки.
– И тебе спасибо, – сказал я. – Двадцать крон.
Он перевел взгляд с бумажного стаканчика с недопитым кофе на меня. Я попытался скопировать его вялую улыбку.
Газета напечатала репортаж о Карле Абеле Опгарде, уроженце нашей деревни, добившемся успеха за океаном. За подписью какого-то журналиста-фрилансера Кране.
Придя домой на ферму после беседы с Кране, я пробежался по пастбищу, осторожно осмотрел пару обнаруженных мною гнезд, пошел в амбар и полчаса лупил по старому мешку с песком. А потом отправился в новую ванную и принял душ. Стоя с намыленной головой, думал о потраченных деньгах, которых хватило бы не только на ванную и изоляцию, но и на новые окна. Я поднял лицо навстречу теплым струйкам, чтобы они смыли этот день. Впереди следующий. Я вошел в ритм. У меня были цель и стратегия. Мэром я становиться не собираюсь – мне, черт возьми, нужна только своя заправка. И с тем же остервенением я вот-вот превращусь в марафонца.
А потом позвонил Карл и сказал, что переезжает домой.
Часть V
40
Масса, помноженная на скорость. Транспортное средство движется к пропасти. Черная масса, состоящая из металла, хрома, кожи, пластика, стекла, резины, запахов, вкусов, воспоминаний, которые навсегда останутся с тобой, и любимые люди – ты думал, что никогда их не потеряешь, – катятся от тебя прочь. Я начал движение, запустил цепочку событий в этом повествовании. Но в какой-то момент – безумно сложно сказать, в какой именно, – повествование само стало принимать решения, сила тяжести – на водительском сиденье, транспортное средство наращивает скорость, движется само по себе, и для исхода теперь не важно, передумал я или нет. Масса, помноженная на скорость.
Хотел бы я, чтобы всего этого никогда не случилось? Да, черт возьми.
Одновременно есть нечто завораживающее в том, чтобы в марте смотреть на сход селей с Оттертинда, на то, как снежная масса ломает лед на Будалсваннете, в июле – на лесной пожар и знать, что старая пожарная машина «GMC» на холмы не заберется. Действительно интересно наблюдать, как первая настоящая осенняя буря в ноябре вновь проверяет на прочность крыши деревенских амбаров, и думать, что в этом году ей повезет: одну из них она сорвет, и ты увидишь, как крыша, словно огромная жуткая пила, на ребре катится по земле, а затем разваливается на части. А потом именно это и случается. Следующая мысль: а что, если бы на пути пилы оказался человек? Ты этого, естественно, не хочешь, однако отбросить мысль полностью не удается, вот ведь было бы зрелище. Нет, ты этого не хочешь, поэтому, знай я, какую цепочку событий запущу, поступил бы по-другому. Но я этого не сделал, а значит, и не могу утверждать, что поступил бы по-другому, будь у меня еще один шанс, но без дополнительных сведений.
И если ты собственной волей направишь порыв ветра на крышу амбара, то что произойдет дальше, тебе уже неподвластно. Амбарная крыша, острая как бритва черепица, держит курс на стоящего на земле одинокого человека, и тебе остается лишь наблюдать за происходящим со смесью ужаса, любопытства и раскаяния – из-за того, что какая-то часть тебя на это надеялась. А вот к следующей мысли ты, возможно, не готов: вот бы самому быть тем стоящим на земле человеком.
41
Мы с Пией Сюсе подписали рабочий контракт: по истечении двух лет в Южной Норвегии я мог вернуться к работе начальника заправки в Усе.
Заправка находится неподалеку от Кристиансанда, вторая половина Европейского маршрута, напротив зоопарка. Разумеется, она намного крупнее, чем в Усе: сотрудников и бензоколонок больше, помещение просторнее, ассортимент шире и оборот выше. Но главное отличие: поскольку прежний начальник обращался с сотрудниками как с безмозглыми тупицами, на которых приходится тратить зарплату, я увидел кучку немотивированных и ноющих начальниконенавистников, выполнявших лишь ту работу, на которую их нанимали, и ни каплей больше.
– Все заправки разные, – говорил во время выступления Гус Мюре, директор по продажам из главного офиса. – Одинаковые вывески, одинаковый бензин, одинаковая логистика, но в конечном итоге наши заправки – это не бензин, машины и булочки, а люди. Те, кто стоит за кассой, в авангарде, и их слаженная работа.
Свою песенку он пел, словно хит, от которого с каждым годом устаешь чуть сильнее, но тем не менее это все-таки его хит. Все: от чересчур сахарной мелодии, с годами ставшей слегка заезженной, – бензин, машины и булочки (абсолютно точно его собственного сочинения) – до произнесенного с не менее сахарной искренностью слова люди – напомнило мне религиозные собрания в Ортуне. Как и у священников, задача Мюре – убедить собравшихся в том, что все в глубине души считали чушью, в которую им хотелось бы поверить. Благодаря вере жизнь (а в случае священника – смерть) становится проще. Если ты и правда считаешь себя уникальным, а потому уникальна каждая встреча, возможно, тебя удастся обманом заставить себя поверить в подобную чистоту, вечную девственную невинность, мешающую тебе плюнуть клиенту в рожу и блевануть от скуки.
Но уникальным я себя не чувствовал. И наша заправка, несмотря на все упомянутые различия, уникальной тоже не была. Сеть соблюдает строгие принципы франшизы, из-за которых переместиться с мелкой заправки в одной части страны на крупную в другой – все равно что сменить простыню на кровати. С момента приезда у меня ушло два дня на то, чтобы вникнуть в технические детали, отличавшие данную заправку от моей в Усе; четыре дня на то, чтобы побеседовать со всеми сотрудниками: какие личные амбиции они имели, как, по их мнению, изменить заправку к лучшему и для них, и для клиентов. Три недели на то, чтобы внедрить девяносто процентов нововведений.
