49
Сочельник втроем.
Я дрых до двенадцати: всю последнюю неделю работал как лошадь, и мне надо было отоспаться. Спустился, поздравил их с Рождеством, сварил кофе и почитал старые рождественские выпуски журналов, рассказал Шеннон о норвежских рождественских традициях, помог Карлу сделать пюре из брюквы. Карл и Шеннон не обменялись и парой слов. Я почистил снег, хотя, судя по всему, на землю за пару дней ничего не нападало, сделал новый рождественский сноп, сварил кашу и оставил в амбаре, недолго поколотил по мешку с песком. Во дворе надел лыжи. Первые метры прошел по широкой колее – от летних шин. Влез на придорожный сугроб и проложил себе лыжню в направлении стройплощадки.
При виде стройки на горе я почему-то вдруг вспомнил о полете на Луну. Пустота, тишина и ощущение чего-то рукотворного, чему здесь не место. Здоровые, уже готовые деревянные модули, о которых рассказывал Карл, временно закрепили на фундаменте стальными тросами, – по словам инженеров, они даже порывы ураганного ветра выдержат. В бараках для рабочих света не было – все на праздники разъехались. Стемнело.
На обратном пути я услышал знакомый протяжный грустный звук, но не увидел ни одной птицы.
Не знаю, сколько мы просидели за столом, – точно не больше часа, а по ощущениям как будто все четыре. Бараньи ребрышки удались на славу, – по крайней мере, Карл их нахваливал, Шеннон смотрела в тарелку, улыбалась и благодарила – вроде бы вежливо. Рядом с Карлом стояла бутылка аквавита, и он постоянно подливал мне, значит уровень жидкости в моей рюмке тоже падал. Карл рассказывал о большом параде Санта-Клаусов в Торонто, где они с Шеннон впервые встретились, – их собрали общие друзья, они подготовили и украсили сани, в которых они катались. Стоял мороз минус двадцать пять градусов, и Карл предложил погреть ей руки под овечьей шкурой.
– Она дрожала как осиновый лист, но отказалась, – посмеивался Карл.
– Я же тебя не знала, – ответила Шеннон. – И ты был в маске.
– В маске рождественского гномика, – пояснил Карл, обращаясь ко мне. – На кого тогда полагаться, если ты и гномику не доверяешь?
– Ну ладно, сейчас-то ты маску снял, – сказала Шеннон.
После ужина я помог Шеннон убрать все со стола. На кухне она ополаскивала тарелки горячей водой, а я провел рукой по ее талии.
– Не надо, – тихо попросила она.
– Шеннон…
– Не надо! – Она обернулась. В глазах у нее стояли слезы.
– У нас не получится притвориться, будто ничего не было, – сказал я.
– Мы обязаны.
– Почему?
– Ты не понимаешь. Поверь, так надо. Делай, что я говорю.
– То есть?
– Притворись, что ничего не было. Господи, да это же ерунда. Это… это просто…
– Нет, – возразил я. – Это все. Я знаю. И ты знаешь.
– Пожалуйста, Рой. Прошу тебя.
– Ладно, – согласился я. – А чего ты боишься? Что он опять тебя ударит? Если он тебя тронет…
Она издала непонятный звук – полусмешок-полувсхлипывание.
– Опасность, Рой, грозит не мне.
– Мне? Боишься, Карл меня взгреет? – Я заулыбался. Заулыбался против своей воли.
– Не взгреет, – сказала она. Она скрестила руки на груди, как будто мерзла, – ну конечно, снаружи температура упала так, что стены скрипели.
– Подарки! – крикнул из гостиной Карл. – Кто-то, черт побери, оставил подарки под нашей елкой!
Шеннон, сославшись на головную боль, рано легла спать. Карлу захотелось курить, и он настоял на том, чтобы мы потеплее оделись и посидели в зимнем саду, хотя столбик термометра упал ниже отметки в пятнадцать градусов.
Карл вытащил из кармана куртки две сигары. Протянул одну мне. Я замотал головой и взял коробку снюса.
– Давай, – уговаривал Карл. – Знаешь что, нам с тобой еще победные сигары курить – надо потренироваться.
– Оптимизм вернулся?
– Я же законченный оптимист.
– Когда мы в прошлый раз разговаривали, была парочка проблем, – заметил я.
– Серьезно?
– Финансовый поток. И Дан Кране все вынюхивал.
– Проблемы существуют для того, чтобы их решать, – сказал Карл, из его рта вырвался пар, смешанный с сигарным дымом.
– И как ты решил эту?
– Главное, решил.
– Наверное, решению обеих как-то поспособствовал Виллумсен?
– Виллумсен? С чего ты взял?
– Да сигара той же марки, что и у Виллумсена, – такими он обычно угощает тех, с кем заключает сделки.
Карл вынул изо рта сигару и посмотрел на этикетку:
– Правда?
– Ага. Поэтому они не сказать чтоб эксклюзив.
– Нет? Наверное, меня обманули.
– Так что у тебя за дела с Виллумсеном?
Карл посасывал сигару.
– А ты как думаешь?
– Думаю, ты у него взаймы взял.
– Угу, – заулыбался Карл. – А еще говорят, из нас двоих я умнее.
– Серьезно? Карл, ты Виллумсену душу продал?
– Душу? – Карл вылил из бутылки аквавита последние капли в до смешного мелкую рюмку. – Не знал, Рой, что ты в ее существование веришь.
– Рассказывай.
– На душу, Рой, покупатель всегда найдется, и, в общем-то, за мою он дал хорошую цену. Его бизнес тоже от существования деревни зависит. А теперь он столько в отель вложил: упаду я – упадет он. Если берешь у кого-то в долг, Рой, есть смысл брать много. Тогда эти люди окажутся у тебя под колпаком – как и ты у них. – Он поднял рюмку.
У меня ни рюмки, ни ответа не оказалось.
– А что он взял в залог? – спросил я.
– А что Виллумсен обычно берет в залог?
Я кивнул. Только твое слово. Твою душу. Но в таком случае кредит не очень большой.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом, деньги – это такая скучища. Виллумсен пригласил нас с Шеннон к себе на Новый год.
– Поздравляю, – сухо сказал я.
На Новый год у Виллумсена собирались все, кто в деревне хоть что-то значил. Старые и новые мэры, владельцы дачных участков, люди при деньгах и с крупными фермами, позволявшими им притворяться, что деньги у них водятся. Все, кто был по одну сторону невидимой границы, разделявшей деревню, – и, разумеется, ее существование отрицал.
– Кстати, – сказал Карл, – что стряслось с моим дорогим «кадиллаком»?
Я закашлялся:
– Да мелочи. Ничего удивительного, он долго проездил, да еще в непростых условиях. Холмы здесь, в Усе, крутые.
– А было такое, чего не починишь?
