Она обернулась и, конечно же, поняла, что сейчас будет.
– Нет! – крикнула она. – Алекс, не надо!
– Чего не надо? – словно удивляясь, спросил Алекс. – Я же только хотел сказать Опгарду спасибо за все то, что они с братом сделали для деревни. – Он протянул правую руку.
Ясно, заявлений не будет, но по его позе – слегка выставленной вперед ноге – я четко понял, что он задумал. Старый прием, замаскированный под рукопожатие. Он же совсем юный и не знает, скольким парням типа него я устроил взбучку. А может, знает, а еще понимает, что выбора у него нет: он мужчина и обязан защищать территорию. Мне бы просто уйти с того места, куда он метил, протянуть руку, чтобы он потерял равновесие, достигнутое им благодаря положению ног. Я взял его руку. И сразу же увидел в его глазах страх. Все-таки он меня боялся? Или боялся просто из-за мысли, что вот-вот потеряет любимую, которая, как он до недавнего времени надеялся, будет принадлежать ему. Что ж, скоро он окажется на земле и почувствует боль: снова поражение, снова унижение, снова напоминание, что он особо ничего не стоит, а Юлия, утешая, лишь посыплет рану солью. Короче, повтор того вечера в Лунде, в Кристиансанде. Повтор случая на кухне жестянщика. Повтор всех вечеров, проведенных мною в Ортуне с того момента, как мне исполнилось восемнадцать. Уезжая отсюда, я повешу себе на пояс еще один скальп, но по-прежнему останусь лузером. Я такого больше не хотел, хотел вырваться, разорвать замкнутый круг, исчезнуть. Будь что будет.
Потянув меня к себе, он тут же нанес удар. При столкновении его черепа с моим носом я услышал треск. Сделав шаг назад, я увидел, как он отводит для удара правое плечо. Я вполне мог отойти – вместо этого я сделал шаг вперед и подставился под удар. Ударив меня прямо под глазом, он заорал. Готовясь принять следующий удар, я выпрямился. Правое запястье парнишка разбил, но рук-то у него две. Он решил бить ногами. Грамотный выбор. Удар в живот, и я сжался. Затем он локтем попал мне в висок. На мгновение все почернело.
– Алекс, прекрати!
Но Алекс не прекратил – по ощущениям у меня было сотрясение мозга, а боль прорезала темноту, словно молния, пока наконец все не погрузилось во тьму.
Было ли мгновение, когда я мечтал о наступлении конца? Поймавшая и потащившая меня под воду сеть, осознание того, что я наконец понесу наказание – и за совершенные поступки, и за то, чего я делать не стал. Как говорится, сожаление об упущенных возможностях. Моему отцу гореть в аду за то, что он не прекратил то, что делал с Карлом. Потому что он мог. И я мог. Так что гореть и мне. Меня потащило ко дну, меня там ждали.
– Рой?
Жизнь.
По своей сути жизнь устроена просто, и ее единственная цель – получить максимум удовольствия. Даже корни нашего хваленого любопытства, нашей тяги изучать вселенную и человеческую природу кроются в желании усилить и продлить удовольствие. И поэтому, когда баланс уходит в минус, когда жизнь приносит больше боли, чем удовлетворения, а надежды на перемены нет, мы сводим с жизнью счеты. Напиваемся или обжираемся, как свиньи, плывем туда, где течение посильнее, курим в постели, садимся пьяными за руль, тянем с визитом к врачу, хоть на шее растет шишка. Или просто-напросто вешаемся в амбаре. Банально, но, когда до тебя наконец дойдет, что план вполне осуществим, даже не возникнет ощущения, что ты принял важнейшее в жизни решение. Построить дом или получить образование – эти решения оказались куда важнее, чем прервать жизнь до ее естественного завершения.
И на этот раз я решил не сопротивляться. Я окоченею до смерти.
– Рой.
Я сказал, окоченею до смерти.
– Рой.
Звавший меня голос оказался глубоким, словно мужской, но мягким, какой бывает только у женщин, без намека на акцент, и мне очень понравилось, как она произносит мое имя, катая и лаская звук р.
– Рой.
Загвоздка, разумеется, в том, что Алексу, тому самому парнишке, грозил приговор суда, нимало не соответствующий проступку. Да это был и не проступок, а вполне разумное действие, если учесть, что он все неправильно понял.
– Рой, нельзя здесь лежать.
Меня потрясла рука. Маленькая. Я открыл глаза. И увидел тревожные карие глаза Шеннон. Это правда она, или мне все только снится – точно не знаю, да это и не столь важно.
– Нельзя здесь лежать, – повторила она.
– А? – переспросил я, приподнимая голову. В проулке мы были одни, но на площади что-то кричали хором. – Я чье-то место занял?
Шеннон долго на меня смотрела.
– Да, – сказала она. – Ты об этом знал.
– Шеннон, – невнятно пробормотал я, – я л…
Остальное потонуло в шуме: небо над ее головой с шипением взорвалось яркими красками.
Она взялась за рукава моей куртки и помогла встать на ноги. В горле комом стояла тошнота, и все вокруг кружилось, а Шеннон выталкивала меня из проулка позади магазина спорттоваров. Она провела меня к шоссе, по всей вероятности, относительно незаметно, ведь все собравшиеся на площади глазели вверх на фейерверки – порывы ветра швыряли их из стороны в сторону. Над самыми крышами с шипением пронеслась одна ракета, а вторая – наверняка одна из мощных сигнальных ракет Виллумсена – взмыла в небо, где, описав белую параболу, понеслась к царству гор со скоростью в две сотни километров в час.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она.
Мы в это время сосредоточили внимание на том, чтобы переставлять ноги по очереди, одну за другой.
– Меня поцеловала Юлия, и…
– Да, это она мне сказала, а потом парень ее увел. Я имею в виду, что ты в Усе делаешь?
– Новый год праздную, – объяснил я. – У Стэнли.
– Карл говорил. Но ты на мой вопрос не отвечаешь.
– Ты спрашиваешь, из-за тебя ли я приехал?
Она не ответила. Я ответил сам:
– Да. Я приехал, чтобы попросить тебя остаться со мной.
– Ты с ума сошел.
– Да, – сказал я. – Я сошел с ума, потому что решил, что нужен тебе. Надо было мне понять. Ты была со мной, чтобы Карлу отомстить.
Она дернула меня за руку, и я понял, что она поскользнулась и на мгновение потеряла равновесие.
– Откуда ты знаешь? – спросила она.
– Грета. Она сказала мне, что весной рассказала тебе про Карла и Мари.
Шеннон медленно кивнула.
– Так это правда? – спросил я. – То, что между нами было, – для тебя это просто месть?
– Это лишь наполовину правда, – сказала она.
– Наполовину?
– Карл и раньше мне изменял – Мари далеко не первая. Но первая из тех, к кому, как мне известно, он испытывает чувства. Поэтому, Рой, этим человеком должен был оказаться ты.
– Да?
– Чтобы отплатить той же монетой, мне надо было изменить с тем, к кому я испытываю какие-то чувства.
