Я вступила в совершенно новое царство.
Сущность горы и сущность пустыни были не единственными вещами, на которые я не рассчитывала. Я не рассчитывала, что кожа на копчике, бедрах и передней части плеч начнет кровоточить. Я не ожидала, что моя средняя скорость будет составлять чуть больше полутора километров в час. А именно с такой скоростью, по моим расчетам – их сделал возможными крайне подробный путеводитель, – я двигалась на этот момент, если считать многочисленные привалы заодно с тем временем, которое я действительно проводила на ногах. В прошлом, когда поход по МТХ был для меня всего лишь идеей, я планировала делать в среднем по 22,5 километра в день в течение всего похода. Более того, это расстояние должно было увеличиваться, потому что я предполагала каждые несколько дней устраивать себе дни отдыха, когда вообще не собиралась двигаться. Но, очутившись на тропе, я поняла, что не учла ни отсутствия должной физической формы, ни истинных трудностей пути.
Я спускалась в легкой панике, пока снег не превратился в туман, а туман не уступил место отчетливой панораме приглушенных зеленых и бурых красок гор, которые окружали меня вблизи и вдали. Их попеременно покатые и иззубренные профили выделялись резким контрастом на бледном небе. Во время ходьбы единственными звуками были стук моих ботинок, хрустящих по устланной гравием почве, и писклявый скрип рюкзака, который постепенно сводил меня с ума. Я остановилась и смазала раму рюкзака бальзамом для губ в тех местах, откуда, как мне казалось, исходил скрип, но, двинувшись, обнаружила, что толку от этого никакого. Время от времени я начинала говорить что-нибудь вслух, чтобы отвлечься. Прошло всего лишь чуть больше 48 часов, как я попрощалась с мужчинами, подбросившими меня к началу маршрута. Но было такое ощущение, что это произошло неделю назад, и мой голос звучал странно одиноко в безмолвном воздухе. Казалось, что я вскоре увижу какого-нибудь другого походника. Меня удивляло то, что я до сих пор никого не встретила. Впрочем, одиночество оказалось весьма кстати часом позже, когда я внезапно ощутила потребность сделать то, что мысленно называла «воспользоваться туалетом». Хотя здесь это означало всего лишь присесть на корточки над самостоятельно вырытой ямкой. Именно для этого я взяла с собой нержавеющую лопатку, которая теперь болталась на поясном ремне моего рюкзака в собственных нейлоновых ножнах с надписью U-Digg-It, отпечатанной на лицевой части.
Не скажу, чтобы я была от этого в восторге, но так принято среди походников, так что ничего больше делать не оставалось. Я шла до тех пор, пока не нашла местечко, где можно было безбоязненно отойти на несколько шагов от тропы. Сняла рюкзак, вытащила лопатку из ножен и поспешила за куст шалфея, чтобы выкопать ямку. Земля была каменистой, красновато-бежевого оттенка, и казалась монолитным целым. Пытаться вырыть в ней ямку было все равно что пытаться проковырять отверстие в гранитной кухонной столешнице, слегка присыпанной песком и камешками. С этой задачей мог бы справиться только отбойный молоток. Или мужчина, в ярости подумала я, ковыряя почву кончиком лопатки до тех пор, пока мне не показалось, что у меня вот-вот отвалятся руки. Я тщетно отковыривала крошку за крошкой, и тело мое дрожало, покрытое холодным потом. Под конец мне пришлось выпрямиться, чтобы не наделать прямо в шорты. У меня не оставалось иного выбора, кроме как стянуть их (к тому времени я уже отказалась от трусов, поскольку они лишь усугубляли ситуацию со стертыми в кровь бедрами), а потом просто присесть на корточки и уступить зову природы. Я настолько ослабела от облегчения, когда закончила свои дела, что едва не рухнула в кучку собственных экскрементов.
Прихрамывая, побродила вокруг, собирая камни. И прежде чем идти дальше, выстроила маленький холмик из обломков, похоронив под ним следы преступления.
Я полагала, что иду по направлению к Голден-Оук-Спрингс, но к семи вечера его все еще не было видно. А мне наплевать. Слишком усталая, чтобы проголодаться, я снова пропустила ужин, таким образом сэкономив воду, которая ушла бы на его приготовление, и нашла место, достаточно ровное, чтобы водрузить палатку. Крохотный термометр, который свисал с бока моего рюкзака, показывал +6 °C. Я содрала с себя промокшую от пота одежду и развесила ее сушиться на каком-то кусте, прежде чем забраться на четвереньках в палатку.
Утром мне пришлось надевать ее на себя силой. Затвердевшая, как доска, одежда за ночь замерзла.
Я добралась до Голден-Оук-Спрингс через несколько часов после начала моего третьего дня на маршруте. Зрелище квадратного бетонного бассейна невероятно подняло мне настроение. И не только потому, что в колодце была вода, но потому, что его явно выстроили люди. Я погрузила руки в воду, потревожив нескольких водомерок, которые курсировали по поверхности. Вытащила свой водяной фильтр, сунула его пластиковую заборную трубку в воду и принялась качать насос – так, как делала, тренируясь в кухне у себя дома, в Миннеаполисе. Это оказалось труднее, чем тогда, – может быть, потому, что во время тренировки я нажала на ручку насоса всего пару раз. Теперь же для этого потребовалась бо́льшая мышечная сила. А когда я наконец сладила с насосом, заборная трубка всплыла на поверхность и стала всасывать только воздух. Я качала и качала воду, пока не устала настолько, что пришлось сделать перерыв. Потом снова принялась качать и в итоге наполнила обе бутылки и бурдюк. На это ушел почти час, но обойтись без этого было никак нельзя. Следующий источник воды находился в мучительных 30 километрах отсюда.
Я была твердо намерена идти дальше в тот день, но вместо этого уселась на свой складной стульчик прямо рядом с источником. Воздух наконец потеплел, и солнце заливало светом мои голые руки и ноги. Я сняла рубашку, стянула шорты пониже и легла на спину с закрытыми глазами, надеясь, что солнце подсушит те участки кожи, которые растер в кровь рюкзак. Открыв глаза, я увидела на камне рядом маленькую ящерку. Она смешно двигалась, будто отжималась.
– Привет, ящерка, – проговорила я. Она перестала отжиматься и замерла в совершенной неподвижности, а потом юркнула по камню вниз и исчезла в мгновение ока.
Надо было отдохнуть. Я уже отставала от своего расписания, но не могла заставить себя в тот же день покинуть маленькую рощицу живых дубов, окружавших источник. Помимо потертостей на коже, мышцы и кости у меня ныли от ходьбы, а ноги покрывались все возраставшим числом мозолей. Я уселась на землю и принялась их разглядывать, понимая, что не смогу ничего сделать, чтобы помешать этим волдырям превратиться из скверных в ужасные. Я осторожно провела пальцем по ним, а потом по черному синяку размером с серебряный доллар, который цвел пышным цветом на моей лодыжке – он не был получен на МТХ, а являл собой свидетельство моего допоходного идиотизма.
Именно из-за этого синяка я решила не звонить Полу, когда чувствовала себя такой одинокой в том мотеле в Мохаве. Этот синяк был ядром истории, которую, как я понимала, он услышит в моем голосе, как бы я ее ни скрывала. Истории о том, как я пыталась держаться подальше от Джо в те два дня, которые провела в Портленде, прежде чем сесть в самолет до Лос-Анджелеса, но так и не удержалась. И как все кончилось тем, что мы с ним укололись героином, несмотря на то что я не прикасалась к этому зелью с того самого момента, как он приехал навестить меня в Миннеаполисе полгода назад.
