Я шла в прохладе утра под ритм цокавшей по тропе моей новенькой лыжной палки, ощущая, как смещается и утрамбовывается облегченный, но все равно абсурдно тяжелый вес Монстра. Отправляясь этим утром в путь, я думала, что ощущения на тропе будут иными, что идти будет легче. В конце концов, ведь рюкзак облегчился. И не только благодаря Альберту, но и потому, что мне уже не нужно было нести с собой больше пары бутылок с водой одновременно – теперь я шла по менее засушливой части маршрута. Но спустя полтора часа я остановилась на привал, ощущая знакомую боль и дискомфорт. И в то же время чувствовала, что мое тело стало чуть-чуть покрепче, как и обещал Грэг.
Это был первый день третьей недели, официально уже наступило лето – первая неделя июня. Я оказалась не только в другом времени года, но и в другой местности, все выше поднимаясь к дикому краю Южной Сьерры. За 64 километра, лежавших между Кеннеди-Медоуз и перевалом Трейл-Пасс, мне предстояло подняться с высоты в 1860 до почти 3350 метров. Даже в жаре этого первого полдня после возвращения на маршрут я чувствовала в воздухе дыхание прохлады, которое, несомненно, окутает меня ночью. Я теперь уже точно была в Сьерре – на любимом «Хребте Света» Мюира. Я проходила под огромными темными деревьями, которые почти полностью затеняли разросшиеся под их кронами меньшие растения, и через широкие травянистые лужайки, полные диких цветов. Я перебиралась через ручьи талой воды, переступая с одного шаткого камня на другой, помогая себе лыжной палкой. На скорости пешей ходьбы Сьерра-Невада казалась вполне проходимой. Ведь я всегда могла сделать следующий шаг. И только когда я вышла за поворот горы и увидела белые пики впереди, я усомнилась в своих способностях. Только тогда я подумала о том, насколько далеко мне еще нужно пройти, и утратила веру в то, что доберусь до цели.
Следы Дуга и Тома периодически появлялись передо мной то на глинистой, то на пыльной тропе. А к середине дня я набрела на них, сидевших у ручья, и на лицах их отразилось удивление, когда я подошла к ним. Я уселась рядом, принялась качать воду, и мы немного поболтали.
– Тебе следовало бы встать лагерем вместе с нами сегодня вечером, если ты нас нагонишь, – сказал Том, прежде чем они пошли дальше.
– Так я уже вас догнала, – ответила я, и мы рассмеялись.
Тем вечером я дошла до небольшой опушки, где они поставили свои палатки. После ужина они поделились со мной двумя банками пива, которые взяли из Кеннеди-Медоуз, и мы отпивали по глотку по очереди, сидя на земле, завернувшись в теплую одежду. Пока мы пили пиво, я гадала, кто из них забрал одиннадцать презервативов, которые я купила в Портленде несколькими неделями раньше. Мне казалось, что это должен быть один из них. На следующий день, идя по тропе в одиночку, я дошла до широкого снежного языка на крутом спуске; его гигантский, покрытый ледяной коркой панцирь преграждал тропу. Это было похоже на осыпь, только страшнее – река изо льда, а не из камней. Если бы эта осыпь соскользнула, пока я пыталась бы перейти ее, то я скатилась бы по склону горы и врезалась в валуны далеко внизу, а то и хуже – провалилась бы еще дальше, бог знает куда. Как казалось мне с того возвышения, на котором я стояла, – в пустоту. А если бы я не попыталась перейти этот снежный язык, мне пришлось бы вернуться обратно в Кеннеди-Медоуз. Это показалось мне не такой уж плохой идеей. Но я продолжала стоять на месте.
Черт, думала я. Черт побери. Вынула ледоруб и изучила предстоящий путь – то есть, откровенно говоря, просто постояла пару минут, собираясь с духом. Я видела, что Дуг и Том перебрались через снежный язык, их ноги оставили в снегу ряд округлых ямок. Я перехватила ледоруб так, как показывал мне Грэг, и ступила в одну из них. Их наличие сделало мою участь одновременно и тяжелее, и легче. Мне не приходилось вырубать для себя ступеньки, но следы мужчин располагались неудобно для меня. Они были скользкими, а порой настолько глубокими, что мои ботинки застревали внутри, я теряла равновесие и падала. А ледоруб казался настолько неподъемным, что оказался скорее бременем, чем помощью. Тормозить, неизменно думала я, пытаясь представить, что я буду делать с ледорубом, если начну скользить вниз по склону. Этот снег отличался от миннесотского снега. Местами он скорее был льдом, чем хлопьями, столь плотно утрамбованным, что напомнил мне твердый слой изморози в морозилке, которую давно пора разморозить. В других местах он легко поддавался под ногой, оказываясь более рыхлым, чем с виду.
Я не смотрела на россыпь валунов внизу, пока не добралась до другой стороны снежного языка, пока не встала на глинистую тропу, дрожащая, но довольная. Я понимала, что этот маленький язычок – всего лишь первый образчик того, что предстоит дальше. Если я не решу сойти с тропы на Трейл-Пасс, чтобы обойти снег, то вскоре достигну перевала Форестера, высшей точки МТХ, расположенной на высоте 4011 метров над уровнем моря. И если я не соскользну со склона горы, проходя через этот перевал, то проведу несколько следующих недель, не видя перед собой ничего, кроме снега. И это будет снег гораздо более предательский, чем тот кусочек, который я только что миновала. Но справиться с этой малостью значило сделать то, что лежало впереди, более реальным для меня. Эд говорил, что у меня нет иного выбора, кроме как сойти с маршрута. Я не была достаточно подготовлена к прохождению МТХ даже в обычный год, не говоря уже о таком, когда глубина снега оказывалась вдвое и втрое больше, чем в предшествующие годы. Такой снежной зимы здесь не было с 1983 года и не будет еще лет десять, а то и больше.
К тому же принимать в расчет приходилось не только снег. Были и другие вещи, связанные со снегом. Это опасно полноводные реки и ручьи, которые мне пришлось бы переходить вброд в одиночку. Это температура воздуха, которая подвергала бы меня риску гипотермии. И то, что мне пришлось бы полагаться исключительно на свою карту и компас на длинных участках, где тропа была скрыта снегом. У меня не было необходимого снаряжения. Не было нужного знания и опыта. И, поскольку я была одна, у меня к тому же не было права на ошибку. Свернув с маршрута, как сделали многие другие туристы в этом году, я пропущу красоты Высокой Сьерры. А если останусь, то рискую своей жизнью.
– Я схожу с тропы на перевале, – сказала я Дугу и Тому, когда мы в тот вечер ужинали. Я весь день шла одна – и это был второй за все время день, в который я прошла больше 24 километров, – но снова нагнала их, когда они ставили лагерь. – Я собираюсь подняться в Сьерра-Сити и там опять встать на маршрут.
– А мы решили идти дальше, – проговорил Дуг.
– Мы говорили об этом и думаем, что тебе следует к нам присоединиться, – добавил Том.
– Присоединиться к вам? – переспросила я, выглядывая из туннеля своего темного флисового капюшона. Я натянула на себя всю одежду, которая у меня была; температура упала почти до нуля. Со всех сторон нас окружали островки снега, залегшие в тех местах под деревьями, где кроны заслоняли их от солнца.
– Тебе небезопасно идти одной, – сказал Дуг.
– Ни для кого из нас небезопасно идти в одиночку, – вставил Том.
– Но идти по снегу небезопасно ни для одного из нас. Ни вместе, ни в одиночку, – возразила я.
