– Привет, – произнес мужчина и потянулся ко мне через открытое окно. Я взяла его за руку и потрясла ее, смущенно думая о том, где только что побывали мои пальцы. В кабине грузовичка вместе с ним было еще двое мужчин. Один сидел на переднем сиденье, а другой – на заднем, вместе с двумя мальчиками. На мой взгляд, мужчинам было около тридцати, а мальчикам – около восьми.
– Вы направляетесь к Трем Озерам? – спросил мужчина за рулем.
– Ага.
Он был симпатичный, ухоженный; белый, как и второй мужчина рядом с ним, как и мальчики на заднем сиденье. Третьим в их компании был латиноамериканец с длинными волосами, и спереди его рубашку топорщило пивное брюшко.
– Мы собираемся туда, чтобы порыбачить. Мы бы вас подвезли, да у нас места нет, – продолжал он, указывая на заднюю часть грузовичка, переоборудованную под кемпер.
– Ничего страшного. Я люблю ходить пешком.
– Что ж, у нас сегодня вечерком будут «гавайские отвертки», так что заворачивайте к нам, когда будете проходить мимо.
– Спасибо, – поблагодарила я и смотрела им вслед, пока они не скрылись из виду.
Остальную часть дня я шла, размышляя о «гавайских отвертках». Я не знала точно, что они собой представляют. Но для меня соблазнительность предложения не сильно отличалась от лимонада Snapple. Добравшись до самой высокой горки на дороге, я увидела внизу красный пикап и разбитый мужчинами лагерь, установленный на самой западной оконечности Трех Озер. МТХ находился сразу за ним. Я пошла по едва заметной тропе к востоку вдоль берегов озера, подыскивая себе уединенное местечко среди валунов, разбросанных по берегу. Поставила палатку и метнулась в лес, чтобы выжать губку и сунуть ее обратно. Потом пошла к озеру, чтобы накачать в фильтр воды и обмыть лицо и руки. Я подумывала о том, чтобы искупаться, но вода была холодна, как лед, а я уже и так продрогла на горном ветру. До того как отправиться на МТХ, я воображала себе бесчисленные купания в озерах, реках и ручьях, но в действительности окунуться мне доводилось очень редко. К концу дня у меня все болело от усталости, меня трясло, словно в лихорадке, но это был лишь результат истощения и переохлаждения от высыхающего пота. Самое большее, на что меня хватало – это ополоснуть лицо, содрать с себя пропитанную потом футболку и шорты, а потом натянуть флисовый анорак и легинсы, чтобы лечь в них спать.
Я сбросила ботинки, сняла подушечки 2nd Skin и повязки из металлизированной клейкой ленты с ног и погрузила ступни в ледяную воду. Когда я их потерла, еще один почерневший ноготь оказался у меня в руке – уже второй за этот поход. Озеро было спокойным и чистым, обрамленным высокими деревьями и пышными кустарниками, росшими среди валунов. На глине я заметила ярко-зеленую ящерицу; она на мгновение замерла на месте, а потом бросилась прочь со скоростью света. Лагерь мужчин был недалеко от меня, дальше по берегу, но они пока еще не заметили моего присутствия. Прежде чем отправиться на встречу с ними, я почистила зубы, смазала губы бальзамом и провела расческой по волосам.
– А вот и она! – воскликнул мужчина, прежде сидевший на пассажирском сиденье, когда я приблизилась. – И как раз вовремя!
Он протянул мне красный пластиковый стаканчик, наполненный желтой жидкостью, которая, как я могла догадаться, и была «гавайской отверткой». В ней плавали кубики льда. Там была водка. И ананасовый сок. Сделав глоток, я подумала, что сейчас упаду в обморок. И не потому, что алкоголь ударил мне в голову, но от чистого великолепия сочетания жидкого сахара с алкоголем.
Двое белых мужчин были пожарными. Латиноамериканец – художником по натуре, но плотником по профессии. Его имя было Франсиско, хотя все обращались к нему только сокращенно – Пако. Он был двоюродным братом одного из белых мужчин и приехал в гости из Мехико-Сити, хотя все трое выросли в одном и том же квартале в Сакраменто, где до сих пор жили оба пожарника. Пако же десять лет назад уехал навестить свою прабабушку в Мексике, влюбился в мексиканку и остался там жить. Сыновья пожарных развлекались у нас за спинами, играя в войну, пока мы сидели вокруг сложенных костром поленьев, которые мужчинам еще предстояло разжечь, и воздух вокруг нас наполняли прерывистые вскрики, ахи, охи и имитация пальбы, когда мальчишки стреляли друг в друга из пластиковых пистолетов, прячась за валунами.
– Да ты, должно быть, шутишь!
– Да нет, ты наверняка шутишь! – так восклицали пожарные по очереди, пока я объясняла им, чем занимаюсь, и демонстрировала свои избитые ноги с восемью оставшимися ногтями. Они задавали мне один вопрос за другим, дивясь, качая головами и снабжая меня очередными порциями «гавайской отвертки» и кукурузными чипсами.
– Да, женщинам не занимать cojones
[26], – протянул Пако, смешивая в миске гуакамоле. – Мы, парни, считаем, что они есть только у нас, но мы неправы.
Его волосы были похожи на змею, спускавшуюся вдоль спины, – длинный, толстый «конский хвост», перевязанный в нескольких местах по всей длине простыми резинками. После того как разгорелся костер, как мы съели форель, которую один из них поймал в озере, и приготовили рагу из оленины, причем олень был убит одним из них минувшей зимой – после всего этого у костра остались только мы с Пако. А остальные мужчины ушли в палатки почитать сыновьям на ночь.
– Хочешь выкурить со мной косячок? – спросил он, доставая самокрутку из кармана рубашки. Он раскурил ее, затянулся и протянул мне. – Значит, это вот и есть Сьерра, да? – проговорил он, глядя вдаль через темное озеро. – За все время, пока рос здесь, я ни разу туда не забирался.
– Это Хребет Света, – проговорила я, отдавая ему самокрутку. – Так называл его Джон Мюир. Теперь я понимаю почему. Я еще никогда так не видела свет, как здесь. Все эти закаты и рассветы на фоне гор…
– Значит, ты на «пути духа», правильно я понимаю? – проговорил Пако, уставившись в огонь.
– Не знаю, – вздохнула я. – Наверное, это можно и так называть.
– Так и есть, – подтвердил он, пристально глядя мне в глаза. Поднялся с места. – У меня есть для тебя подарок. – Он подошел к багажнику грузовичка и вернулся с футболкой в руках. Протянул мне, я расправила ее и подняла перед собой. На ее передней стороне был гигантский портрет Боба Марли
[27], его дреды были окружены изображениями электрогитар и доколумбовых идолов в профиль. На спинке футболки был изображен Хайле Селассие
[28] – тот человек, которого растаманы
[29] называют воплощенным Богом, окруженный красно-зелено-золотым водоворотом. – Это священная майка, – сказал Пако, пока я разглядывала ее при свете костра. – Я хочу, чтобы она была у тебя, ибо я вижу, что ты идешь вместе с духами животных, с духами земли и небес.
