Уинстон Черчилль
11. Вырваться из клетки
Я стояла на обочине шоссе сразу на выезде из городка Честер, пытаясь поймать попутку, когда мужчина, сидевший за рулем серебристого «Крайслера», притормозил и вышел из машины. За истекшие пятьдесят с чем-то часов я прошла около 80 километров со Стейси, Триной и ее псом от Белден-Тауна до местечка под названием Стовер-Кемп. Но мы расстались минут десять назад, когда рядом с нами остановилась пара в маленькой «Хонде», объявив, что у них в машине есть место только для двух из нас. «Поезжай ты, – говорили мы друг другу. – Нет, поезжайте вы», – пока я не настояла на том, чтобы Стейси и Трина забрались в машину, и не запихнула вслед за ними Одина, которому предстояло сидеть, где получится. Я уверила их, что со мной все будет в порядке.
«И все будет в порядке», – думала я, пока водитель «Крайслера» шел ко мне по покрытой гравием обочине дороги, хотя и ощутила тошнотворный трепет в желудке, пытаясь определить за доли секунды, каковы его намерения. Он вроде бы выглядел довольно приличным парнем, на пару лет старше меня. Да нет, он и вправду отличный парень, решила я, бросив взгляд на бампер его автомобиля. На бампере была зеленая наклейка, которая гласила «Представь себе мир во всем мире».
Существовал ли в истории хотя бы один серийный убийца, который пытался представить себе мир во всем мире?
– Привет, – сказала я дружелюбно. Я сжимала в ладони свой «самый громкий в мире свисток», моя рука бессознательно потянулась к нему, пропутешествовав вверх по раме Монстра и охватив нейлоновый шнурок, свисавший с рюкзака. Я не пользовалась свистком с тех пор, как на меня бросился бык. Но с того самого раза у меня присутствовало постоянное и инстинктивное знание, где он находится, словно он был привязан шнурком не только к моему рюкзаку, но и другим, невидимым шнурком – прямо ко мне.
– Доброе утро, – проговорил мужчина, протягивая мне руку для рукопожатия, каштановые волосы бились на ветру и лезли ему в глаза. Он назвался Джимми Картером, подчеркнул, что не родственник бывшего президента, и посетовал, что не может подвезти меня, поскольку в его машине нет места. Я взглянула на нее и увидела, что это правда. Каждый дюйм внутреннего пространства, за исключением водительского сиденья, был забит газетами, книгами, одеждой, банками с лимонадом и кучей других вещей, толща которых доходила до самых окон. Он поинтересовался, нельзя ли просто поговорить со мной. Сказал, что он репортер, пишущий статью для издания Hobo Times. Он ездил по всей стране, интервьюируя «народ», который жил жизнью хобо
[30].
– Но я не хобо, – возразила я, улыбнувшись. – Я походница, дальноходка. – Я выпустила свисток и вытянула руку в сторону дороги, подняв вверх большой палец, когда завидела подъезжающий мини-вэн. – Я иду по Маршруту Тихоокеанского хребта, – объяснила я, бросая взгляд на него искоса, от души желая, чтобы он забрался в свою машину и убрался к чертям.
Мне нужно было поймать две попутки в двух разных направлениях, чтобы добраться до Олд-Стейшен, и его присутствие мне ужасно мешало. Да, я была грязной, а моя одежда – еще грязнее, но я все равно была одинокая женщина. Присутствие Джимми Картера все усложняло, изменяло картинку с точки зрения водителей, проезжавших мимо. Я вспомнила, как долго мне пришлось стоять на обочине дороги, когда я пыталась добраться до Сьерра-Сити вместе с Грэгом. Если Джимми Картер будет продолжать стоять рядом со мной, то никто не остановится.
– И как давно вы бродяжничаете? – спросил он, вытаскивая ручку и длинный, узкий репортерский блокнот из заднего кармана своих вельветовых брюк. Волосы его были свалявшимися и давно не мытыми. Они висели сосульками, то скрывая, то вновь открывая его темные глаза, в зависимости от того, как сильно и в какую сторону дул ветер. Он показался мне ученым, имеющим докторскую степень по какому-то неземному и неописуемому предмету. К примеру, по истории сознания или сравнительным исследованиям в области дискурса и общества.
– Я же уже сказала. Я не бродяжничаю, – сказала я и рассмеялась. Хоть мне и ужасно хотелось поймать машину, общество Джимми Картера меня все же немного развлекало. – Я иду по Маршруту Тихоокеанского хребта, – повторила я, в знак подтверждения собственных слов указывая ему на леса, граничившие с дорогой, хотя в действительности МТХ располагался примерно в 15 километрах от места, где мы стояли.
Он уставился на меня ничего не выражающим, непонимающим взглядом. Была середина утра, уже стало жарко; такой день, когда к полудню можно заживо изжариться. Интересно, чует ли он мой запах, подумалось мне. Для меня тот момент, когда я могла почувствовать собственный запах, уже миновал. Я отступила на шаг и, сдавшись, опустила руку. Пока он не уедет, поймать попутку у меня нет ни малейших шансов.
– Это Национальная пейзажная тропа, – продолжала я, но он лишь продолжал смотреть на меня с выражением бесконечного терпения на лице, держа в руке блокнот, в котором еще не появилось ни одной заметки. Пока я объясняла ему, что такое МТХ и что я на нем делаю, я заметила, что Джимми Картер не так уж плох собой. Интересно, не найдется ли у него в машине какой-нибудь еды, мелькнула у меня мысль.
– Так если вы идете по маршруту в заповеднике, что вы тогда делаете здесь? – не понял он.
Я рассказала ему, как мы делаем крюк в обход глубоких снегов в национальном парке Лассен.
– Ну, так давно вы бродяжничаете?
– На маршрут, – подчеркнуто сказала я, – я вышла около месяца назад, – и увидела, как он это записал. Тут мне подумалось, что, возможно, я все-таки на какую-то крохотную долю хобо, учитывая все то время, которое я провела, ловя попутки и пропуская участки тропы. Но сочла, что упоминать об этом было бы неумно.
– Сколько ночей в этом месяце вы спали под крышей? – спросил он.
– Три, – ответила я, обдумав ответ: одну ночь у Фрэнка и Аннет и по одной ночи в мотелях в Риджкресте и Сьерра-Сити.
– Это все вещи, что у вас есть? – спросил он, кивая в сторону моего рюкзака и альпенштока.
– Да. Я имею в виду, остальные мои вещи на хранении, но на данный момент это все. – Я опустила руку на раму Монстра. Он всегда казался мне другом, но в компании Джимми Картера это чувство стало еще острее.
– Ну, в таком случае, я бы сказал, что вы – хобо! – воскликнул он довольно и попросил меня назвать по буквам мои имя и фамилию.
Я выполнила его просьбу – и тут же пожалела об этом.
– Да этого быть не может! – воскликнул он, когда записал их в своем блокноте. – Это что, взаправду ваше имя?
– Ну да, – сказала я и отвернулась, делая вид, что ищу машину на дороге, чтоб он не увидел замешательства на моем лице. Дорога была пугающе безмолвна, потом медлительный грузовик вырулил за поворот и, взревев, проехал мимо, не обращая внимания на мою поднятую руку.
