Про себя Аллейн подумал: «Он словно ящерица или хамелеон, или еще какое-то животное, которое моргает медленно. Вот что называется «полуприкрытые глаза».
Мистер Кондусис не стал спорить. Казалось, он вообще не слышал слов Аллейна.
– По вашему мнению, – спросил он, – убийство и нанесение повреждений мальчику совершены умышленно?
– Да.
– Одним и тем же человеком?
– Да.
– У вас сложилось представление о мотивах этих действий?
– У нас есть рабочая гипотеза.
– Какая?
– Могу только сказать, что в обоих случаях человек действовал в рамках самообороны.
– Будучи застигнутым в момент воровства?
– Я считаю, что да.
– И считаете, что вам известна его личность?
– Я почти уверен. Хотя и не до конца.
– Кто это?
– Извините, – ответил Аллейн, – я не имею права раскрывать имя. Пока.
Мистер Кондусис пристально посмотрел на Аллейна – или, по крайней мере, совершенно пустые глаза были направлены в его сторону.
– Вы сказали, что хотели меня видеть. Зачем?
– По нескольким причинам. Первая касается вашей собственности: перчатки и документов. Как вам известно, их вернули, однако, полагаю, вам следует знать подробности.
Он поведал историю Джереми Джонса и подмены и готов был поклясться, что по мере рассказа Кондусиса охватывало сладкое спокойствие помилованного смертника. Пухлые белые пальцы расслабились.
– Вы его арестовали?
– Нет. Перчатку, разумеется, забрали. Она в сейфе в Скотленд-Ярде, вместе с документами.
– Не может быть, суперинтендант Аллейн, чтобы вы хоть чуть-чуть повелись на эту историю.
– Я склонен ему верить.
– Тогда, на мой взгляд, вы или невероятно глупы, или чересчур уклончивы. В любом случае – некомпетентны.
Такая атака удивила Аллейна. Он не ждал, что неморгающий собеседник так скоро обнажит жало. Словно почувствовав реакцию суперинтенданта, мистер Кондусис положил ногу на ногу и сказал:
– Я чрезмерно строг. Прошу прощения. Позвольте объясниться. Разве вы не видите, что история Джонса – чистейшая импровизация? Он не подменял фальшивой перчаткой настоящую полгода назад. Он сделал это вчера ночью и был застигнут на месте преступления. Он убил Джоббинса, попался на глаза мальчику, попытался убить и его. Он оставил копию – несомненно, если бы его не застигли, он убрал бы ее в сейф, – а настоящую унес в хранилище.
– Предварительно аккуратно упаковав ее в коробку и в четыре оболочки – очень плотные.
– Это он проделал ночью. До того, как добрался домой.
– Мы можем проверить у работников хранилища. Джонс говорит, что присутствовал свидетель, когда он клал перчатку шесть месяцев назад.
– Свидетель, несомненно, видел пустую упаковку.
– Если поразмыслите, – возразил Аллейн, – то наверняка придете к выводу, что такая версия не работает.
– Почему же?
– Вы хотите, чтобы я рассказал, сэр? Если он, как сам утверждает, заменил перчатку полгода назад и не собирался раскрывать обман, ничего больше делать не требовалось. Если же воровство пришло ему в голову в последний момент, он мог бы осуществить подмену сегодня или завтра, когда официально доставал бы сокровища из сейфа. Ему вовсе незачем было тайком возвращаться в театр в полночь, рискуя быть застигнутым. И с чего бы ему пришло в голову полгода назад арендовать депозитный сейф и закладывать туда фальшивую упаковку?
– Джонс фанатик. Он писал мне, пытался отговорить от продажи связанных с Шекспиром вещей американскому покупателю. Он даже пытался, как мне сказали, добиться встречи со мной. Мой секретарь покажет вам письмо – очень экстравагантное.
– С интересом взгляну.
Последовало молчание.
– Есть у вас еще вопросы? – поинтересовался Аллейн.
Он подумал, что неожиданные паузы – стратегическое оружие мистера Кондусиса; так или иначе, вновь наступило молчание, и Аллейн выдержал его с небывалым спокойствием. Свет в длинной зеленой комнате изменился: небо в дальних окнах потемнело. Под этими окнами, на шикарном столе, Перегрин Джей впервые изучал документы и перчатку. А у левой стены, под картиной – вне всякого сомнения, кисти Кандинского – стояло бюро работы Эбена или Ризенера, из которого мистер Кондусис доставал свои сокровища. Фокс, исполняющий в дальнем кресле роль сидящего в тени, легонько кашлянул.
Мистер Кондусис, не шевельнувшись, произнес:
– Мне нужна информация относительно судьбы спектакля и судьбы актеров.
– Как я понимаю, сезон будет продолжаться: никакие предпринятые нами действия этому не препятствуют.
– Но будут препятствовать, если вы арестуете кого-то из труппы.
– Его – или ее – заменит дублер.
– Ее, – бесстрастно произнес мистер Кондусис. – Это, разумеется, не для протокола.
Он подождал ответа, но Аллейн решил, что настала его очередь взять паузу, и промолчал.
– Со мной говорила мисс Дестини Мид, – продолжил мистер Кондусис. – Ее очень расстроили имевшие место события. Она сообщила, что вы нанесли ей визит сегодня днем, и в результате она совершенно опустошена. Нет никакой необходимости так с ней обращаться.
У Аллейна мелькнула мысль: что бы подумал мистер Кондусис, если бы они с Фоксом расхохотались.
– Мисс Мид оказала следствию неоценимую помощь и была предельно откровенна. Сожалею, что наша встреча ее утомила.
– Мне больше нечего сказать, – заявил мистер Кондусис и встал.
Поднялся и Аллейн.
– Боюсь, что мне есть, – сказал он. – Я на службе, сэр, и веду расследование.
– Ничем не могу помочь.
– Как только мы убедимся в этом, немедленно перестанем вам досаждать. Я уверен, что вы предпочитаете обсуждать дело здесь, а не в Скотленд-Ярде.
Мистер Кондусис подошел к подносу с напитками и налил себе стакан воды. Достав из жилетного кармана крохотную золотую коробочку, вытряхнул на ладонь таблетку, проглотил ее и запил водой.
– Простите, принимаю по часам.
– Язва? – посочувствовал Аллейн.
Мистер Кондусис повернулся и в упор посмотрел на собеседника.
– Не сомневайтесь, – сказал он, – я готов оказать вам всяческую помощь и жалею лишь о том, что не в силах реально помочь. С того момента как я решил поддержать «Дельфин», я действовал исключительно через своих поверенных. Не считая первого собрания и одного короткого разговора с мистером Джеем, я практически не общался с администрацией и актерами.
– Исключая, возможно, мисс Мид?
