– Именно так.
– И мистера Гроува?
– Мы с ним уже были знакомы. Его я не считаю.
– Вы родственники?
– Весьма дальние.
– Так он и сказал, – радостно согласился Аллейн. – И, как я понимаю, вы прежде были знакомы с мистером Маркусом Найтом?
– Почему вы так думаете?
– Перегрин Джей узнал его подпись на меню, которое вы уничтожили в его присутствии.
– Мистер Джей был сам не свой в то утро.
– Вы хотите сказать, что он ошибся и Найта не было в числе гостей на «Каллиопе»?
После долгой паузы мистер Кондусис ответил:
– Он был приглашен. И вел себя отвратительно. Обиделся по поводу надуманного оскорбления. И покинул яхту, по моему предложению, в Вильфранше.
– Тем самым избежав катастрофы?
– Да.
Мистер Кондусис вновь сел, на это раз на прямой стул. И сам сидел очень прямо, однако, осознав это, положил ногу на ногу и сунул руки в карманы брюк. Аллейн стоял совсем рядом.
– Я прошу вас рассказать, – сказал он, – о костюмированном ужине на борту «Каллиопы».
Суперинтенданту доводилось видеть людей в таком же ступоре, какой охватил сейчас мистера Кондусиса. Так сидят подсудимые в клетках, ожидая возвращения присяжных. В эпоху смертной казни, как рассказывал ему тюремщик, так сидели осужденные, надеясь на отсрочку.
– Это случилось шесть лет назад, да? – подсказал Аллейн. – И ужин происходил в ночь катастрофы?
Веки мистера Кондусиса согласно опустились на мгновение, но он не произнес ни слова.
– Миссис Констанция Гузман была гостьей на вашей яхте?
– Да.
– Вы сказали мистеру Джею, что реликвии Шекспира приобретены вами шесть лет назад?
– Именно так.
– Эти сокровища были с вами на борту яхты?
– С чего это вы решили?
– Потому что Джей обнаружил под перчаткой меню ужина на «Каллиопе» – и считает, что там было написано «Вильфранш». Меню вы бросили в огонь вот здесь.
– Видимо, меню случайно попало в письменный прибор. Это было неприятное напоминание о трагическом происшествии.
– Значит, письменный прибор со всем содержимым все же были на яхте?
– Да.
– Могу я спросить почему, сэр?
Мистер Кондусис долго молчал.
– Я купил их, – он нарочито кашлянул, – у одного человека на яхте.
– У кого именно?
– Я забыл.
– Забыли?
– Имя.
– Это был Найт?
– Нет!
– Существуют записи. Мы все равно отследим. Прошу вас, продолжайте.
– Он был из вспомогательного персонала. Показал письменный прибор, который задумал продать. Как я понимаю, ему отдала его хозяйка меблированных комнат. Я думал, что содержимое почти наверняка – пустышка, но заплатил, сколько он просил.
– А именно?
– Тридцать фунтов.
– Что стало с этим человеком?
– Утонул, – ответил мистер Кондусис каким-то утробным голосом.
– Как получилось, что удалось спасти письменный прибор с его содержимым?
– Не могу представить, какая фантастическая цепь умозаключений заставила вас считать, что это относится к делу.
– Надеюсь, смогу это объяснить. Я уверен, что относится.
– Письменный прибор был на палубе. В качестве развлечения я показывал его содержимое некоторым гостям.
– Возможно, и миссис Гузман?
– Возможно.
– Она заинтересовалась?
На лице мистера Кондусиса появилось выражение, которое Аллейн впоследствии описывал, как жесткий профессионализм.
– Она коллекционер.
– Она делала предложение?
– Делала. Но я не собирался продавать.
Аллейну пришла в голову странная мысль.
– Скажите, вы оба были в маскарадных костюмах?
Мистер Кондусис бросил на него взгляд, полный одновременно недоумения и презрения.
– Миссис Гузман, – сказал он, – была в костюме – андалузском, как я понимаю. А я надел домино поверх вечернего костюма.
– И вы оба были в перчатках?
– Нет! Мы играли в бридж.
– А кто-то из гостей был в перчатках?
– Смешной вопрос. Кто-то наверняка был.
– А экипаж был в маскарадных костюмах?
– Разумеется, нет!
– А стюарды?
– В ливреях восемнадцатого века.
– В перчатках?
– Не помню.
– Почему вы ненавидите светлые перчатки, мистер Кондусис?
– Не понимаю, – еле слышно пробормотал тот, – что вы имеете в виду.
– Вы сказали Перегрину, что ненавидите светлые перчатки.
– Личное предубеждение. Не могу объяснить.
– Это руки в перчатках потревожили вас в ночь катастрофы?.. Мистер Кондусис, вам плохо?
– Мне… нет, я в порядке. Вы продолжаете расспрашивать меня о случае, который был ужасно трагичным; который потряс меня и причинил боль.
– Я не спрашивал бы, если бы мог. К сожалению, придется продолжить. Вы можете рассказать, что точно случилось в момент катастрофы: я имею в виду, с вами и с теми, кто оказался рядом?
На мгновение Аллейну показалось, что ответа не будет: мистер Кондусис вспылит или просто выйдет из комнаты, предоставив полицейских самим себе. Однако мистер Кондусис не сделал ни того, ни другого. Он быстро и бесстрастно принялся перечислять факты. Туман, внезапно нависший танкер, переломленная пополам «Каллиопа». Пожар. Сам Кондусис смотрит вниз на деревянный плотик из плавательного бассейна. Палуба разверзается, он скользит и оказывается на плоту.
– Все еще с письменным прибором?
Да. Машинально зажав его под мышкой. Правой рукой он вцепился в веревочную петлю рядом с собой. Миссис Гузман появилась у плота и вцепилась в другую петлю. Аллейн ясно представил огромный нос, распахнутый рот, мантилью, облепившую большую голову, и колышущуюся массу черных кружев и белой плоти.
Перечисление прекратилось так же внезапно, как и началось.
– Это все. Нас подняли на борт танкера.
– На плоту были еще люди?
– Видимо, да. Я плохо помню. Потерял сознание.
– Мужчины? Миссис Гузман?
– Видимо, да. Мне так говорили.
– Главное, чтобы не было перегрузки. Плот ведь в состоянии принять… сколько?
