Он принялся читать записи за прошлый месяц. Мисс Кост пришла к довольно странному выводу – доктор Мэйн ни в чем не виноват. Он жертва, пойманная в сети и неспособная освободиться. Только поэтому он не может следовать своим более возвышенным чувствам к самой мисс Кост. Далее шли заметки о фестивале вперемешку с яростными нападками в адрес мисс Эмили и скрытыми намеками на анонимные письма к ней, пышущий злобой рассказ о ее визите в магазин и смятенное упоминание о последовавшем приступе астмы. Ответственными за него объявлялись «темные силы, исходившие от этой женщины». Далее следовало несколько таинственных ремарок: «Трехерн согласен. Так будет правильно, я знаю».
– «Таков мой долг. Таков мой долг»
[22], – грустно пробормотал Аллейн. – Все тот же старый ложный довод.
– Занятно будет, – заметил Фокс, читавший у него через плечо, – если окажется, что она подговорила Трехерна проделать всю грязную работу и сама по ошибке стала его жертвой.
– Версия выглядит изящной, мой дорогой Фокс, но на поверку полна нестыковок. Я не могу ее принять. Давайте-ка дочитаем до конца.
Так они и сделали.
– Видимо, вы правы, – вздохнул Фокс. – Конечно, хочется, чтобы все было логично, но на деле это бывает так редко…
– В душе вы приверженец классических стандартов, – сказал Аллейн. – Вернемся к чертову дневнику. Читаем дальше.
Они дошли до последней недели. Репетиции перед фестивалем. Нападки на мисс Эмили. Инцидент с фигуркой Зеленой Дамы на ее столе. «Это он, К. Я уверена. И очень, очень рада. Она, без сомнения, подозревает меня. Я отказалась прийти. Пусть знает, что не может приказывать мне. Чтобы я сидела в одной комнате с ней и теми двумя, чью жизнь она разрушила? Ни за что!»
Аллейн перевернул страницу – перед ними была последняя запись, которую мисс Кост было суждено занести в дневник.
– Вчерашний вечер, – отметил Аллейн. – После фиаско у источника.
Ливень, как он и предполагал, объявлялся карой свыше. Возмездие в лице одного из неясных божеств из пантеона мисс Кост решило наставить скептиков на путь истинный, обрушив на них удар стихии. В число этих грешников, очевидно, входила и мисс Эмили, однако, как выяснилось, не она была главным объектом гнева автора дневника. «Бойтесь смеяться над Великими», – зловеще предупреждала мисс Кост и, словно подстегнутая собственными словами, начинала бессвязно брызгать ядом, угрожая неким неназванным противникам. «Теперь! После месяцев мук, жестокости и последнего страшного оскорбления, теперь я заговорю. Я предъявлю доказательства им обоим. Я скажу ей, что было между нами. И покажу тому, другому, откуда я узнала. Они оба будут страдать. Я раструблю об этом в газетах. Теперь. Сегодня. Я решилась. И конец».
– Действительно, конец, – покачал головой Фокс, глядя поверх очков. – Бедняжка. Поистине, печальный случай. Вы видите, к чему это все ведет, мистер Аллейн?
– Думаю, да, Фокс. Точнее, боюсь, что так. И я скажу вам почему.
Он едва начал рассказ, когда из магазина торопливо вышел Бэйли.
– Вас спрашивают по телефону, сэр. Некая мисс Уильямс. Говорит, дело срочное.
Аллейн вышел и взял трубку. Голос у Дженни и впрямь был встревоженным.
– Мистер Аллейн? Слава Богу! Пожалуйста, приходите скорее, умоляю! Номер мисс Эмили. Больше ничего не могу сказать. – На другом конце провода послышалось приглушенное восклицание, отдаленный мужской крик, взвизгнула женщина. Донесся отчетливо различимый звук бьющегося стекла. – Пожалуйста! – повторила Дженни.
– Сейчас буду, – ответил Аллейн и бросил Фоксу: – Оставьте Пендера на коммутаторе и срочно следуйте за мной. Комната тридцать пять, второй этаж, направо от лестницы.
Не дожидаясь ответа, он выбежал из магазина и, пригнув голову, бросился в бушевавший снаружи шторм.
Глава 9
Буря
I
Дождь перестал, но буря так ревела, что для прочих чувств, кроме слуха, места уже не оставалось. Ночь полнилась завыванием ветра и грохотом обрушивающихся на берег чудовищных волн, достававших с хищным шипением до подножия лестницы. Аллейн, согнувшись вдвое и двигаясь на ощупь, кое-как, полубегом-полушагом, взобрался по ступенькам. Когда он достиг последнего пролета и увидел окна гостиницы, в горле у него пересохло, а сердце колотилось как молот. С трудом преодолев оставшееся расстояние, он прошел через главный вход. Ночной портье, читавший за стойкой, в изумлении взглянул на детектива, который в спешке не накинул даже плащ.
– Непогода застала вас снаружи, сэр?
– Нет, у меня было где укрыться, – ответил Аллейн. – Доброй ночи.
Уже на лестнице, вне поля зрения портье, он остановился отдышаться на пару секунд, затем побежал на второй этаж. Коридор был пустынным, как все гостиничные коридоры ночью. Где-то надрывалось радио. Двинувшись вперед, Аллейн понял, что шум доносится из номера мисс Эмили – духовой оркестр исполнял «Марш полковника Боуги».
Детектив постучал, а когда никто не ответил, распахнул дверь и вошел. Перед ним открылась немая сцена, как будто поставленная специально для него. Мисс Эмили, очень бледная и величественная, застыла перед камином, поддерживаемая Дженни. Маргарет Бэрримор, прижав ладони ко рту, стояла слева – Аллейн едва не ударил ее дверью, входя. Главное место в композиции занимали трое мужчин: майор Бэрримор, прямо по центру, с широко расставленными ногами и раскрытым ртом, куда стекала кровь из разбитого носа; доктор Мэйн перед ним, хмуро глядевший на свою ухоженную руку с разбитыми костяшками; и между ними взъерошенный Патрик, словно рефери, только что остановивший схватку. В камине блестело разбитое стекло, гремевшая музыка немилосердно терзала уши.
Все повернулись к вошедшему, словно приглашая его разгадать задуманное ими слово.
– Можно это выключить? – спросил Аллейн.
Дженни повернула ручку. Воцарилась оглушающая тишина.
– Я включила, чтобы заглушить крики, – объяснила девушка.
– Мисс Эмили, не хотите ли присесть? – предложил Аллейн.
Та послушно опустилась в кресло.
– Возможно, остальные тоже сядут?
Доктор Мэйн нетерпеливо хмыкнул и отошел к окну. Бэрримор обсосал свой ус, ощутил кровь и достал носовой платок. Аллейн придвинул стул, и майор, едва державшийся на ногах, буквально упал на него. Виски от него несло сильнее обычного. Миссис Бэрримор перешла поближе к доктору Мэйну. Дженни присела на подлокотник кресла мисс Эмили, а Патрик – на край стола.
– Итак, – проговорил Аллейн, – что здесь произошло?
Секунду-другую все молчали, потом Дженни сказала:
– Я попросила вас прийти – наверное, лучше мне и объяснить.
