Снова они подвели к реплике Герти. За сценой раздался неохотный крик.
– Господи Иисусе! – неожиданно взревел Маркус Найт. – Сколько это будет продолжаться?! И что, во имя святых мучеников, прикажете делать мне? Я женат на ведьме или на чертовой голубке? Мой автор, мой продюсер, мое искусство диктуют мне, что здесь настал решительный момент. Мне нужна подача, бога ради, подача; нужна подводка. Я должен прийти к своей реплике. Все мое существо должно взорваться. От чего?!
Маркус Найт прошагал к двери и рывком распахнул ее. Все увидели Гертруду Брейси, одновременно и напуганную, и непреклонную.
– Слюнявая писклявая пава! – заорал Найт прямо ей в лицо. – Какая ты актриса? Ты вообще – женщина, дорогая? Тебя что – никто не презирал, не обманывал, не бросал? Ты понятия не имеешь о грызущей змее, опустошающей отвергнутую женщину?
Где-то в глубине зрительного зала засмеялся Гарри Гроув. У него был легкий, издевательский, ироничный смех, очень заразительный – только не для того, над кем он смеялся. К несчастью, и Найт, и Гертруда Брейси, хоть и по абсолютно противоположным причинам, приняли смех на свой счет. Найт развернулся на каблуках, подошел к краю сцены и проревел в темноту зала:
– Это кто там? Кто? Я требую ответа.
Смех завершился на высокой ноте, и где-то в сумраке Гарри Гроув весело воскликнул:
– О, боже мой, боже, как забавно. Король-Дельфин в гневе.
– Гарри, – сказал Перегрин, повернувшись спиной к сцене и тщетно пытаясь разглядеть обидчика. – Ты профессиональный актер. И прекрасно понимаешь, что твое поведение непростительно. Я должен попросить тебя извиниться перед труппой.
– Перед всей труппой, Перри, милый? Или только перед Герти, раз меня насмешило, что она не отвергнутая женщина?
Прежде чем Перегрин успел ответить, Гертруда снова вышла на сцену, диким взором оглядывая зал. Наконец, обнаружив Гроува на задних рядах, она ткнула в него пальцем и завизжала с виртуозностью, которую до сих пор скрывала:
– Это намеренное оскорбление! – И залилась слезами.
Дальше случилось событие, совершенно необъяснимое для любого незнакомого тесно с миром профессионального театра. Найт и мисс Брейси внезапно превратились в союзников. Недавних обид как не бывало. Они прониклись сочувствием друг к другу: Гертруда сделала красноречивый жалобный жест, и Маркус ответил полным пониманием. Она всхлипнула. Он поцеловал ей руку. Они синхронно, как эстрадные артисты, повернулись к партеру и одновременно прикрыли глаза ладонью, словно опереточные моряки.
Гроув весело двинулся по центральному проходу.
– Приношу извинения. Маркусу и Герти. И всем. Правда, приношу извинения. В семнадцати пластичных и совершенно разных позах. Отправлюсь за кулисы, и пусть меня гложет червь раскаяния. Что еще могу я сделать? Я не в силах сказать – хоть сколько-нибудь серьезно, – что ошибся и вы вовсе не смешны. Но остальное – что угодно.
– Молчать! – Перегрин старался говорить совершенно чуждым ему тоном непререкаемой властности. – Ты действительно пойдешь за кулисы, так как сейчас будешь нужен. Поговорим в перерыве. А пока не желаю ни видеть, ни слышать тебя – до твоего выхода. Ясно?
– Прошу прощения, – тихо ответил Гроув. – Правда.
Он прошел через боковую дверь – через которую мистер Кондусис вел Перегрина, вытащив из колодца.
– Марко и Герти, – сказал Перегрин, и они угрюмо повернулись к нему. – Надеюсь, вы великодушно сделаете то, чего никто не вправе у вас просить: забудете прискорбный инцидент, словно его и не было.
– Или я, или этот человек! Никогда еще за всю мою карьеру…
Гнев Найта не утихал. Гертруда слушала с мрачным одобрением и поправляла грим. Остальные актеры затаили дыхание. В конце концов Перегрину все же удалось добиться перемирия, и сцену начали снова.
– Кто там идет вприпрыжку по тропе?
Скандал привел к неожиданному, но желанному результату. Гертруда, видимо, по каким-то законам эмоционального переноса теперь выдала закулисную реплику с пылом рыночной торговки.
– Но, милый, – принялась спорить Дестини Мид через несколько минут, поедая Перегрина громадными черными очами. – Вприпрыжку? Я? На первом выходе? Какой же это выход? Это выпрыг!
– Дестини, дорогая, все так, как я сказал. У него был пунктик.
– У кого?
– У Шекспира, дорогая. По поводу запыхавшейся, задыхающейся, трясущейся, прыгающей женщины с бледным лицом и громадными глазами.
– Какой странный.
– Дело в том, что в этом он видел выражение сексуальной привлекательности.
– Не понимаю, как можно выглядеть сексуальной, если играть в классики, пыхтеть и сопеть, как кит. Правда.
– Дестини, послушай, что он написал. Слушай:
«Раз на моих глазах шагов полсотни
По улице пришлось ей пробежать.
Перехватило у нее дыханье
И, говоря, она ловила воздух;
Но что всех портит, то ей шло: она,
И задыхаясь, прелестью дышала»
[39].
– Поэтому я и заставил ее упасть с лошади и скакать по тропе.
– Он был извращенец?
– Ни в коем случае, – вмешался Маркус.
– Да я только спросила. Перчатки и все прочее.
– Послушай, дорогая. Ты смеешься, ты запыхалась…
– И прыгаю. Ну честно!..
– Правильно, – сказал Маркус. – Мы все понимаем, но послушай. Ты великолепна. Твой румянец появляется и исчезает, грудь вздымается. У него вполне нормальная реакция, милая Дестини. Ты его заводишь. Ты заводишь меня.
– Своими прыжками?
– Да, – сердито отрезал Маркус. – И этим, и всем прочим. Давай, милая, сделай. Покажи мне свой выход.
– Да, Дестини, – подхватил Перегрин. – Послушай. Ты в бархатном костюме с приоткрытой грудью, в шляпке с пером, в мягких туфельках, и ты прекрасна, прекрасна, прекрасна. Молодой доктор Холл вышел помочь тебе и поддерживает тебя. Чарльз, выйди и поддержи ее. Да, так. Дай ей как можно больше свободы. И теперь: дверь открывается, и мы видим вас. Сказочно. Ты в луче света. И он видит тебя. Шекспир. И ты говоришь. Хорошо? Да, Дестини? И ты говоришь – давай, милая…
– Простите, что нарушила ваше уединение, мастер Шекспир, и впрыгнула через порог, как скворец.
– Да, и в тот же миг понимаешь, что осалила его.
– Осалила?
– Поймала.
– Меня к нему тянет?
– Да. Ты довольна. Ты знаешь, что он знаменит, и хочешь похвастаться им перед господином У. Г. Марко, ты подходишь, повинуясь порыву, и предлагаешь помощь. Смотри на нее. Дестини, идешь к нему, подскакиваешь, чуть не падаешь и наконец со смехом цепляешься за него. А он ужасно, ужасно скован. Да, Марко, так. В точку. Восхитительно. Дестини, милая, ты все делаешь правильно. Знаете что? Получилось. Этого мы и хотели.
