«Так, так, – с тайным весельем подумала Джорджия. – Я пытаюсь привлечь лидера “А.Ф.” в его собственное движение».
– При подобной формулировке это действительно чушь, – усмехнулась она. – И «Английский флаг» немного нелеп и странноват. Но вам не кажется, что принцип, на котором строится это движение, здравый? Принцип, гласящий, что некоторые люди рождены управлять остальными? Я всегда горой стояла за демократию, однако с недавнего времени она предстает в не самом лучшем свете. Посмотрите, какие ошибки совершила Англия в последнее время.
– Вы стали фашисткой?
– Словами вы меня не напугаете. Их методы мне не нравятся, однако дела они делают. Здесь нам такой фашизм не нужен. Но мы могли бы создать новый тип аристократии, продукт местного производства. Полагаю, вы бы это одобрили. Ваша речь, когда вы представляли план Чилтона, – в ней сквозило достаточно нетерпения по отношению к парламентскому правительству. Да и вы сами. – Впервые она посмотрела ему в лицо, ее глаза сияли. – У вас есть все качества опытного руководителя…
– Ну что вы, моя дорогая. Вы мне льстите.
– …кроме амбиций, следует добавить мне? Кроме смелости взять на себя ответственность.
– Я отвечаю уже за очень многое.
– Я не имею в виду ваши крупные финансовые операции, планы по борьбе с безработицей, филантропию и скаковых лошадей. Неужели вы не можете взглянуть шире? Вы были бы… – Джорджия замолчала, словно боясь сказать лишнее.
– И к чему все это ведет? – Взгляд у него был насмешливый. Чилтон, без сомнения, наслаждался ситуацией. Но было в его лице и сдерживаемое волнение, почти неприкрытая, рвущаяся наружу гордыня.
– К чему ведет? – промолвила она. – Это уж вам судить. Ведет к лидеру… к человеку, который мог бы стать выдающимся лидером. Если бы за ним стояла подходящая организация.
– Предположим, такая организация есть, разве она не выбрала бы… не выберет себе лидера?
– Об этом я ничего не знаю. Понимаю только, что на вершину должен подняться достойный человек.
Чилтон довольно засмеялся:
– Что ж, удачи ему. Я слишком ленив. Мне не угнаться за вами и вашими голосами, мадам Жанна Д’Арк Стрейнджуэйс. Вы не сделаете меня дофином вашей бури… Если только…
– Если только…
Он наклонился к ней через стол, взял одну из роз и коснулся цветком тонкой, смуглой руки Джорджии.
– Если бы вы любили меня, я совершил бы великие деяния. Да, я мог бы удивить сам себя.
– Нет, Чилтон. Прошу вас… Не сейчас.
Последовало короткое молчание. Затем он сказал:
– Стало быть, вы преданны делу, да?
Чилтон вернулся к своей веселой, шутливой манере. До конца ланча он подтрунивал над ней и флиртовал. Джорджия была уверена, что с его души упал груз подозрения. Однако развитие отношений между ними зашло в тупик и оставалось в таком положении в течение следующих трех месяцев. Они много бывали вместе на людях, не проходило и нескольких дней, чтобы Джорджия не получала от Чилтона подарок или цветы, приглашения на ужин, в театр или на концерт. Она, со своей стороны, сохраняла к нему сдержанную, едва уловимую симпатию. Периодически Джорджия упоминала об «А.Ф.», но Чилтон – такой же уклончивый, как она, – ни поддержки не обещал, ни своего участия в нем не признавал. Между ними шел невысказанный поединок, это помогало Джорджии лучше понять сложный характер лорда, однако не приближало к тайне «А.Ф.» – планам восстания, которые, была убеждена она, должны находиться у Чилтона.
Времени оставалось мало. Джорджию тяготило осознание того, как много от нее зависит. Сэр Джон Стрейнджуэйс мог перейти к решительным действиям против Чилтона лишь в крайнем случае. Влияние миллионера в стране было настолько велико, что, если бы сэр Джон начал наступление – перехватил корреспонденцию Чилтона, например, или послал бы агентов тайно обыскать его городской и загородный дома, – и это стало бы известно, он сам как глава Секретной службы подвергся бы серьезнейшей опасности. И потом, ему не хотелось взрывать мину преждевременно. «Дай им веревку, и они повесятся сами» – было девизом его службы. Но Джорджия боялась, что Чилтон относится к числу тех людей, которые найдут иное, нежелательное применение веревке…
Только в последнюю неделю ноября наступил прорыв. Чилтон снова пригласил Джорджию на вечеринку в свое поместье, и она летела вместе с ним до Чилтон-Эшуэлла на его личном самолете. В тот день Кэнтелоу пребывал в прекрасном расположении духа, как школьник, которого неожиданно пораньше отпустили с уроков. Он сам вел самолет. От избытка эмоций Чилтон заставлял самолет нырять, а потом поворачивал к Джорджии раскрасневшееся, с горящими глазами лицо, словно желая убедиться, что и она разделяет его веселье. Желто-зеленая шахматная доска земли плыла и накренялась под ними. Чилтон указал вниз и произнес в переговорное устройство:
– Все царства мира, Джорджия. Вы не испытываете искушения? Или предпочли бы Солнце и Луну? Смотрите, я кладу их к вашим ногам.
Он перевернул самолет, и они летели так, а бескрайнее небо расстилалось под ними. Джорджия невольно поддавалась очарованию, оживленная ухаживаниями своего врага. Он делал это с размахом. Вскоре они пролетали над широко раскинувшимся промышленным городом. Чилтон медленно спустился, чтобы Джорджия яснее разглядела паутину улиц и дома́. Ближе к окраине лежал открытый зеленый участок, по которому бегали маленькие фигурки.
– Смотрите, они играют в футбол! – воскликнула Джорджия. – Тысячу лет не была на футболе.
– Что ж, сейчас побываете.
Сначала Джорджия подумала, что Чилтон собирается полетать над игровым полем, но он выключил мотор и начал кругами снижаться. Она поняла, что Чилтон намерен приземлиться там, среди всех этих крохотных человечков, которые уже поднимали к ним лица, будто белые цветы, раскрывающиеся на солнце.
– Нет, Чилтон, не надо! Я не имела в виду… это слишком опасно. У вас будут жуткие неприятности.
– «Гроза и борьба были ее стихией». Еще одно приключение для вас, моя дорогая. Кроме того, мотор заглох. Думаю, засорился бензопровод. Лучше приземлиться здесь, чем на одну из тех крыш.
Чилтон лукаво посмотрел на Джорджию. Вот, значит, как он собирается это обставить. Притвориться, будто это вынужденная посадка. Наверно, он сумасшедший. Разумеется, сумасшедший.
– Перестаньте рисоваться, Чилтон! – крикнула она. – Это просто возмутительно.
Но он не обратил внимания на ее слова. Оставалось лишь изумляться его способности производить эффект в подобном масштабе. С таким же успехом можно было обвинять в рисовке импресарио Зигфелда.
Теперь они летели совсем низко. Футбольное поле и эти фигурки, некоторые в панике разбегающиеся во все стороны, остальные – застывшие, видимо, в ступоре на пути самолета, неслись им навстречу с нарастающей скоростью. Фигурка покрупнее метнулась в сторону, оттащив за собой две фигурки поменьше. Джорджия поняла, что это были игравшие здесь дети, и их в любой момент могла снести надвигавшаяся машина.
